– Я тоже утомлен, братец, – расшифровал звук Калашников. – Кто же знал, что в этой горе столько пещер. Она, можно сказать, вся в сплошных дырках,
как дуршлаг. Но наше дело надо закончить именно сегодня, поэтому придется набраться терпения и обыскать оставшиеся гроты. Когда мы покидали пилатовскую виллу, центурион Эмилиан нам вслед волком смотрел. Кажется наша легенда подошла к концу. Сладенькие байки про романтичную парочку «голубых», еженощно выбирающую предаться любви под открытым небом, больше не прокатят. Давай-ка быстро словим убийцу, выполним задание Шефа – и всего-то делов, уже пора возвращаться в Ад.
– Повелитель, -проскулил Малинин. – Я уже все ноги в кровь сбил, как в идиотской песне певицы Maximus. Ночь темная, ни черта не видно – то с одним валуном поцелуюсь, то с другим. Не нравится мне эта пещера – угрюмая, как кладбище. Предлагаю на ней и пошабашить. Не развалится Эмилиан, если мы и завтра ночью слиняем типа на ложе любви. Ну, объясним Пилатику: мол, у нас годовщина знакомства – отмечаем в ночной таверне с молоденькими музыкантами. Старый геюшка вмиг растает. Эмилиан, сын блохастой белки, просто-напросто нас ревнует к нему.
– Серега, – строго заметил Калашников, отстраняясь от пламени своего факела. – Ты давай не отлынивай от прямых обязанностей. Обстановка у нас сейчас мистическая, а мистика в литературе – стиль известный, там нужно соблюдать определенные условия. Не может человек сразу наткнуться на искомое, он должен сначала полазить по подземельям, перепрыгнуть через смазанные ядом колья, стряхнуть с себя сотню пауков, наступить на шесть змей и (обычно под пирамидами) повстречать неведомых злобных существ.
– А вот у меня нет никакого желания с ними встречаться, – упрямо заявил Малинин, стирая со щеки копоть. – Пауки еще туда-сюда, но всяких существ я точно лицезреть не хочу. Настаиваю – облазим эту пещеру, и пойдем спать.
…Калашников, не дослушав монолог, внезапно потерял интерес к собеседнику. Задрав голову к потолку, Алексей тревожно повел носом.
– Ты не чувствуешь? Какой-то странный запах, – спросил он.
– Конечно, чувствую! – щелкнул сандалиями Малинин. – Это говно. Вы только поглядите, повелитель, сколько летучих мышей сюда набилось.
– Серег, присмотрись повнимательнее, – толкнул его Калашников. – Мне кажется, мы уже у цели. Гляди – эта пещера ближе всего к гроту Кудесника, на расстоянии не более двух сотен шагов. И запах внутри удушливый – не могу выяснить, откуда он идет. У меня появилось хреновое предчувствие.
– А где оно раньше было, ваше предчувствие? – разозлился Малинин. – Почему мы с самого начала не пришли именно вот в эту пещеру, а излазили все вокруг, сбили во мраке ноги о камни, и поцарапали рожи в кустарнике?
– Я не предполагал, – тихо сказал Калашников, водя носом по воздуху на манер сторожевой гончей, – что убийца окажется настолько ленив… и потащит трупы в пещеру прямо напротив грота. Ведь самый последний дурак., то есть даже ты… в состоянии догадаться, где можно искать убитых. Парень превзошел мои ожидания: он уверен – опасность ему не угрожает.
Причина для такой уверенности – «люгер» за пазухой. Очень веский аргумент в его пользу. Что же касается твоего законного возмущения моим мистическим предчувствием, могу объяснить – оно появилось, как только я заглянул за вон тот каменный
– О повелитель, – превозмогая тошноту, Малинин взглянул на Калашникова с восторгом, граничившим с обожанием. – Вы опять оказались правы.
– Я всегда прав, – полным самодовольства голосом ответил Калашников. – Это только ты постоянно тонешь в глупых сомнениях. Говорил же тебе, братец, сегодня и найдем покойничков. Давай рассортируем, кто есть кто.
Держа факел в правой руке, Малинин подошел к одному из тел и резким движением сдернул с застывшего трупа мешковину. Ткань оказалась тяжелой, мокрой и противно липкой на ошупь. Поднеся растопыренную пятерню к глазам, казак увидел, что кончики пальцев сделались ярко-красными. Калашников присел на корточки, с любопытством разглядывая покойного.
– Странно, – промолвил он. – Видимых повреждений на трупе нет. Однако на лице – гримаса боли. Губы, грудь и подбородок залиты кровью. Похоже, этому человеку дали сильную дозу яда, что и вызвало кровавую рвоту.
Огонь осветил восковое лицо отравленного.
– Андрей, – констатировал Калашников. – Умер совсем недавно.
Не дожидаясь приказа, Малинин откинул две мешковины подряд. Брызги крови попали ему на щеки, он вытер их рукавом, размазав по скулам.
– Филипп и Фаддей, – опустил факел Калашников. – Тоже «свеженькие». Киллер их прямо по номеру кладет. Следующим должен быть Иуда.
Он не ошибся – тело тринадцатого апостола лежало по правую руку от Фаддея, тонкая шея была повернута под неестественным углом, из побагровевших губ на щегольскую русую бородку стекла бурая кровь.
– Фома, – переместился к следующему телу Малинин. – Этого истыкали ножом, и он сопротивлялся. Ладони все изрезаны, хватался за лезвие.
– Ты делаешь успехи в дедукции, братец, – похвалил его Калашников. – И верно, кровищи набулькало с полведра. Смотри, не наступи в лужу. Ах, наступил уже? Ладно, не страшно – выйдем наружу, отскребешь.
Он присмотрелся к трупу полуседого бородача в расшитой парфянским золотом одежде, зажавшего в мертвых руках отполированный посох.
– Перед нами – пропавший первосвященник Иосиф Каиафа, – почесал в затылке Алексей. – Причем – как и Иаков, он тоже получил пулю в лоб. Глаза широко раскрыты от изумления. Похоже, перед смертью он узнал убийцу в лицо – и это явилось для него сюрпризом.
Следующий труп несколько озадачил Калашникова.
– Этого я вообще не знаю, – изумился он. – Какой-то неизвестный дед. В волосах застряли остатки соломы, одет в грязную рванину. На шее – «ожерелье» из маленьких синяков: отпечатки пальцев. Дедушку задушили, а вот за что – непонятно, с виду совершенно обычный старичок. Впрочем, этот вопрос не срочный. Надеюсь, мы сможем задать его самому убийце.
Он распрямился, держа над головой факел.
– А вот теперь, братец, – гордо сказал Калашников. – Настал тот самый торжественный момент. Сейчас мы с тобой откинем ткань с последнего трупа, и, наконец, узнаем, под личиной какого апостола скрывался убийца.
– Сомневаюсь, – произнес Малинин упавшим голосом.
Калашников обернулся – в узкий каменный пролом, послуживший им входом на «поляну», неторопливо пролезал центурион Эмилиан…
ФРАГМЕНТ № 8 – «ПЛЕНКА В ГРОБНИЦЕ» (практически то же время – окрестности Ерушалаима, неподалеку отМасличной горы)
(некоторый скрежет, затем монолог на правильном «хохдойч» [57] )
Раз– раз-раз…(прокручивание пленки назад, слышится немного искаженный голос -с теми же словами). Да, похоже, с записью все в порядке – работает нормально. Почти без треска, звучно, посторонние шумы не слышны – даже лучше, чем грампластинка. Отличная профессиональная пленка. Я выполняю то, что обещал рейхсфюреру – веду подробную запись хроники своего задания. Это очень важно. Если я не смогу вернуться назад (а, скорее всего, так и случится), то этот звукозаписывающий аппарат запечатают в плотную коробку и положат в склеп рядом с моим мертвым телом. Милое, тайное детище лучших технологов рейха – работает без батарей, на особом крохотном аккумуляторе, подзаряжающемся от солнца. Говорят, в гестапо и СД уже тогда существовали аппараты размером с пуговицу, позволяющие записывать любую беседу. Но мой рекордер скорее напоминает пачку сигарет. Разумеется, я не уверен – смогут ли ученые через две тысячи лет восстановить пленку и услышать мой голос на ней? Я могу лишь надеяться. В коробке из нержавеющей стали не будет воздуха, возможно, это сохранит мое послание для будущего. Придется приложить усилия, чтобы умереть правильно: в канун смертного часа забраться в нужную пещеру или оставить соответствующее завещание. Ведь мое захоронение обязательно должны найти археологи.