— Это больше площади Конституции, да, Генри? В длину это будет примерно расстояние от королевского дворца до Арсакейона, а в ширину — как Акрополь, да?
Генри посмеялся над ее «школьной географией», но в целом признал ее верной.
За их спиной неспешно, словно неуверенное в своей своевременности, всходило солнце, желтой дымкой окуривая Троянскую долину — некогда поливаемый кровью треугольник земли, лежавший прямо перед ними; засеребрилось широкое лоно
Скамандра, притекшего с юга, отливал серебром и худенький северный пришелец—Симоис. Солнце высветило горизонт, и Софья разглядела, где обе реки вливались в Дарданеллы и—еще дальше—где воды пролива сливались с Эгейскими водами. Обмирая от волнения, она смотрела, смотрела…
Всего в трех милях к западу начиналось Эгейское море, а на том же расстоянии к северу, в Кумкале, была последняя перед морем защищенная бухта в Дарданеллах, здесь на берегу десять лет ждал на суше своих героев ахейский флот. Неподалеку высилось несколько курганов, в которых, как разъяснил Генри, согласно народному преданию, могилы Ахилла, Патрокла, Аякса и Приама. Фрэнк Калверт раскопал могилу Приама, но ничего не нашел.
По высокому берегу Скамандра цепочкой тянулся караван из семи верблюдов, связанных веревкой, а впереди на лошади ехал человек. Генри показал рукой налево: там на гребне холма ютилась деревушка Енишехир, под ней лежал древний Сигей. Дальше, в море, видны острова Имброс, Самофракия. Оставляя в пронзительно голубом небе темный дымный шлейф, из Геллеспонта в Эгейское море вползал черный пароходик.
В двух милях от берега, еще левее, к югу, лежал остров Тенедос (по-турецки — Бозджаада). За этим островом, вспомнила Софья, за его широко раскинувшимися берегами спрятался весь ахейский флот, когда греки сделали вид, что снимают осаду Трои и отправляются домой, принеся в дар Афине-Палладе деревянного коня. В коне спрятались Менелай, Одиссей, сын Ахилла Неоптолем и другие ахейские герои. Троянцы втащили тяжелого коня через Скейские ворота и доставили на Акрополь, где более дальновидные из них требовали сбросить его с отвесных северных укреплений. Однако победили несогласные. Троя заснула. Ахейский флот ночью вернулся в бухту, и ахейцы, выйдя из деревянного коня, открыли ворота. Воины ворвались в Трою и сожгли «бессмертный город». Они перебили почти всех мужчин, увели в рабство женщин и детей, разграбили город, оставив после себя голые камни и пепел.
— А греки еще гордятся, что победили Трою! Чем тут гордиться, если мы победили обманом? Если десять лет осады ни к чему не привели? Если в честном бою мы не одолели троянцев?
Генри привлек ее к себе, оберегая от холодного утреннего ветра.
— Трою нельзя было победить: она была под покровительством отца богов Зевса.
— И как же повел себя отец богов, когда греки так остроумно и не совсем порядочно обошлись с троянцами?
— А наверное, так же, как в том случае, когда его обвела вокруг пальца сестра-супруга Гера, — подумав, ответил Генри. — Вот что рассказывает Гомер:
Начала думы вращать волоокая Зевса супруга.
Как обольстить ей божественный разум царя Эгиоха?
Лучшею сердцу богини сия показалася дума:
Зевсу на Иде явиться, убранством себя изукрасив.
Может быть, он возжелает почить и любви насладиться.
Видя прелесть ее. а она и глубокий и сладкий.
Может быть, сон пролиет на зеницы его и на разум.
И когда Зевс увидел Геру, он ей быстро ответствовал:
Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся.
Гера, такая любовь никогда, ни к богине, ни к смертной.
В грудь не вливал ас я мне и душою моей не владела!
Взглянув на его разгоревшееся лицо, Софья подумала: «Во что он верит—то для него только и существует, а все остальное — ненастоящее».
А Генри продолжал:
— Оставив Зевса спящим в объятиях Геры, Сон-усладитель отлетел к лагерю осаждаемых ахейцев и возбудил бога морей Посейдона. Тот принял человеческий облик и встал впереди ахейцев, которые отогнали троянскую рать обратно к городским стенам, перебив множество славных мужей. Таковы плоды вмешательства богов в людские дела. И в случае с троянским конем коварная Гера, может статься, опять одурачила Зевса…
— И повергла его в такой глубокий сон, — увлеченно подхватила Софья, — что когда он проснулся, то Троя была уже разрушена и ахейцы отправились по домам.
— А добрались домой немногие. Агамемнон вернулся в Микены, но в первый же день был убит в собственном доме. Благополучно вернулся в Спарту Менелай с Еленой, зато Одиссей десять трудных лет добирался в свою Итаку и едва спас Пенелопу от буйных женихов. Великое же множество греков погибло в море на обратном пути, и вместе с ними кануло в вечность могущество доисторической Греции. Вскоре с севера вторглись дорийцы, потом пришли ионийцы. Микенская цивилизация пала, уступив место новой культуре.
— А начиналось все здесь?
— Да, малышка, здесь истоки всего, и завтра мы начнем их искать.
Перед холмом появился старший хозяйский сын с двумя лошадьми в поводу. Они спустились, и Генри подсадил Софью в седло.
— Вот когда пригодятся твои парижские уроки в манеже, — заметил он.
— По-моему, я научилась только падать.
— Это спокойная лошадь. Мы поедем тихо.
В первую очередь он показал ей источники у подножия круто вздымающегося холма — холодный и горячий, около них троянки стирали «одежды блестящие». Потом указал место, где около Скейских ворот рос дуб: здесь Гектор решился на поединок с Ахиллом, торопя исход войны.
— Сейчас нам нужно трижды объехать вокруг холма. Когда Гектор вышел на поединок с Ахиллом, его обуял страх, и он три раза обежал вокруг Трои, пока богиня Афина не остановила его и не побудила сразиться с Ахиллом. Есть ученые, которые верят в существование Трои, однако местонахождением ее называют деревушку Бунарбаши. Так вот, Бунарбаши Гектор ни за что не обежал бы три раза. А кроме того, она в восьми с лишним милях от Геллеспонта. Я там копал и ничего не нашел.
Покачиваясь в дамском седле, Софья спросила:
— Может быть, мы съездим как-нибудь в Бунарбаши? Я тоже хочу убедиться, что там не могло быть Трои.
Они удалялись от холма. Примерно милю тянулась низина, потом они поднялись на возвышенность, покато убегавшую к морю. Вскоре они подъехали к величественному Скамандру, несшему свои воды с горы Иды, летнего обиталища богов. Генри привязал лошадей к дереву. Берега густо поросли вязом, ивой, тамариском, камышами. Словно припоминая знакомое место, Софья огляделась вокруг.
— Так вот где в отместку за гибель своего друга Патрокла Ахилл перебил столько троянских юношей, что их трупы забили русло и преградили реке путь к морю! И тогда бог реки разгневался и погнал за Ахиллом могучий речной вал, едва не погубивший героя. Генри, — оборвав вдохновение, спросила она прозаическим тоном, — а вообще они существуют — речные боги? Мог он, например, залить водой эту долину, преследуя Ахилла?