— Ну, этот день еще не скоро наступит.
Генри побледнел и потерял дар речи перед таким накалом ярости. Софья поспешила на помощь:
— С вашего позволения, господин инспектор, шурфы были действительно пробные. Мы не нанесли вреда памятнику, уверяю вас.
— Вы пользовались лопатой?
— Да.
— Значит, вы нарушили закон.
— Мы приехали к вам извиниться, — откашлявшись, заговорил Генри, — за то, что наши действия добавили вам хлопот. Я очень сожалею об этом. Впредь моя лопата не коснется греческой почвы, покуда вы не передадите мне официальное разрешение. Прошу вас, будьте великодушны и примите мои извинения. Я приношу их от чистого сердца.
Эти слова несколько смягчили генерального инспектора.
— Хорошо. Приятно уже то, что по крайней мере, вернувшись в Афины, вы тотчас засвидетельствовали уважение нашему департаменту.
— У меня в экипаже корзина с микенскими черепками. Может, я скажу кучеру, чтобы он принес их сюда?
— Ни в коем случае. Мы не можем законом прикрыть беззаконие. Делайте с ними что хотите.
Софья и Генри поблагодарили инспектора за прием. От предложенного рукопожатия он не отказался, но выпростал свои холодные пальцы с быстротой вспугнутой птицы. Шлиманы зашли в соседнее кафе. Прихлебывая чай, Софья сказала:
— Боюсь, этой поездкой мы себе навредили.
— Да. — Генри был само раскаяние. — Сделали глупость. Раз нет разрешения, надо было держаться подальше от Микен. Но ты же знаешь, мне не сидится на месте, когда нечего раскапывать.
— Ну, будет себя казнить. Сделанного не воротишь. Тягостный разговор с генеральным инспектором Эвстратиадисом показал, что о раскопках Микен лучше на время забыть. И Шлиман начал энергичные переговоры с турецким правительством о новом фирмане для завершения раскопок Трои. В письме от 21 марта 1874 года, сочиненном по-немецки с помощью жены, мекленбургской немки, доктор Филип Детье выдвинул встречное предложение: «Предлагаю забыть прошлое. Верните нам троянскую коллекцию, и мы поместим ее в «Музее Шлимана», который мы специально выстроим в Константинополе. Имена Фортуны и Ваше навсегда соединятся. Вас будут вечно вспоминать с благодарностью, а Ваш труд получит счастливое завершение».
— Как мы стараемся перещеголять друг друга: каждый хочет сам оплатить строительство музея, — горько усмехнулся
Генри. — Уже одно это показывает, сколь велика ценность нашего троянского клада.
— Мне страшно, Генри. Вспомни, в чем тебя обвиняют, подумай о долгих месяцах судебной волокиты, о сплетнях и кривотолках, которые пойдут по Афинам. Не разумнее ли передать туркам половину сокровища через нашего посла в Турции?
Генри подошел к Софье — она сидела в большом гостином кресле, — взял из ее рук подушку, которую она вышивала, и опустился на колени.
— Дорогая, я знаю, так тебе было бы спокойнее. Но поверь мне, эту коллекцию нельзя разрознивать, она утратит всякую ценность. Греческий суд не отнимет у нас сокровище и не передаст его туркам, какое бы давление на него ни оказывали.
В воскресенье повидаться и помочь склеить найденные в Микенах черепки пришли Эмиль Бюрнуф и Луиза. Когда работа была окончена, Софья распорядилась принести в садовую беседку горячий шоколад и миндальные пирожные. Бюрнуф спросил о тяжбе с турецким правительством.
— Директор Константинопольского музея доктор Детье едет в Афины убедить меня отказаться от троянского сокровища. Если это ему не удастся, три греческих юриста, нанятые турецким послом в Афинах, будут добиваться от председателя суда первой инстанции признания меня виновным.
— Хорошего мало.
— Если я проиграю дело, можно будет перевезти коллекцию во Французский археологический институт? Институт находится в ведении французского посольства, а значит, пользуется правом экстерриториальности. Полиция не может туда войти, даже если суд вынесет решение не в мою пользу.
— Институт охотно предоставит вашему кладу убежище. Можете держать его у нас сколько угодно.
Луиза вздернула подбородок и с обворожительнейшей улыбкой заявила:
— Доктор Шлиман, сделав первый шаг и, так сказать, символически опустив сокровище на французскую почву, может, вы пойдете дальше и вообще доверите его Франции?
Шлиман молчал.
— Мы с отцом уже все обсудили, — продолжала Луиза. — Где наша коллекция будет в большей безопасности, где будет выставлена с большим блеском, чем в Лувре? Дайте отцу свое согласие, он договорится с директором Лувра, и троянское сокровище будет выставлено в величайшем музее мира.
Софья холодно взглянула на Луизу.
— Это бессмысленный разговор, Луиза. Мой муж дал слово, что троянское сокровище останется в Афинах. И пока я имею право голоса, оно здесь останется.
Филип Детье приехал в Афины в конце марта и прислал Генри записку, начинавшуюся словами «Мой дорогой друг», с просьбой принять его. На следующий день он явился в сопровождении господина Мисхаака, первого секретаря турецкого посольства в Афинах. Детье прихрамывал на больную ногу, но был в отличном настроении. Пригладив ладонями блестящие, напомаженные волосы, он подробно изложил позицию турецкого правительства. Мисхаак примостился на краешке стула в углу гостиной.
Детье был человек начитанный, любил украсить речь сентенциями из Библии. Он привез соблазнительное предложение: турецкое правительство не только построит «Музей Шлимана» на свои средства, но возобновит фирман, по которому Шлиман сможет копать в любом месте Оттоманской империи.
Генри спросил:
— Вы уже приняли закон, согласно которому археолог обязан все найденное представлять в Константинопольский музей для экспертизы?
— Да. Закон был подписан в начале года.
— И он дает право правительству покупать по номинальной цене все. что ему понравится в половинной доле археолога?
— Да. Но мы не собираемся злоупотреблять этим правом.
— Ну что же, отныне турецкому правительству придется самому производить раскопки — ведь не много археологов ищут потерянные города, вроде Трои.
Детье ничего не ответил, встал со стула и принялся рассматривать терракотовые статуэтки в гостиной: сосуды с клювообразными горлышками, черные вазы, похожие на песочные часы, блестящие красные кубки, напоминающие бокалы для шампанского. Кончив свой обход, он подошел к Генри.
— Вы взяли себе самое лучшее.
— Нет, только свою половину. Часто ваши надзиратели выбирали первыми.
— Вы сумели перехитрить их.
— Каждый из нас немного плут. Но если мои образцы показались вам лучше, то пеняйте на себя. Вы присылали надзирателей, ничего не смыслящих в археологии.
Софье не хотелось ссоры.
— Господа, — вмешалась она, — где будем пить кофе, в саду? Он зацвел в этом году очень рано. Есть на что посмотреть.