– Понимаю, профессор.
– Тогда мы можем приступить к быстрому раскрытию идей с упором на сексуальные аспекты вашего детства, почти исключая другие.
Антон припомнил, что, когда ему было лет шесть, он наблюдал за поваром, разделывавшим птицу и резавшим колбасу, и тогда у него возникла боязнь, что острый нож отрежет что–нибудь у него. Его восхищали и пугали мастеровые, ходившие по улицам с точильными кругами. Он также вспомнил шутку, услышанную в то время: разница между мальчиками и девочками в том, что у девочек удалена «маленькая частичка»; он ощущал страх, оказываясь рядом с острым ножом или ножницами.
Прошли дни, и Антон фон Фрейнд вспомнил свои первые опыты рукоблудия, за которыми его застал отец и полушутя предупредил мальчика, что если он не прекратит это баловство, то потеряет свои интимные части. Тони продолжал трогать руками свой пенис, но каждый раз, когда он делал это, его чувство вины и страха углублялось. Ему казалось, что пенис исчез или омертвел. Удаление хирургом яичка вызвало из подсознания эти детские страхи.
Когда воспоминания вышли наружу, Зигмунд попытался вернуть Антону уверенность.
– Все мужчины боятся кастрации. Я ее также боюсь. Все мужчины боятся, что выйдет наружу женское начало их бисексуальной природы. Я также боюсь этого. Все мужчины ежедневно сталкиваются с проблемами, мешающими их половым функциям. У меня они также есть.
В голубых глазах Антона появилась еще одна искорка. За многие дни он впервые улыбнулся.
– Понял, что вы говорите: нарушение половых функций не означает, что что–то не в порядке с половыми органами! Это выражение нарушений в другой зоне.
– Именно так! Теперь мы сможем переключить вашу тревогу относительно пениса на другие стороны вашей жизни.
Поскольку Антон последовательно утверждал свою личность, он восстановил уверенность в себе, необходимую, чтобы устранить ощущение импотенции из уязвимой зоны.
Он сумел ослабить симптом. Двое мужчин проводили вместе день на озере Цорба на высоте более тысячи двухсот метров среди прекрасных лесов. Прошел дождь, миновали буря и заморозки, и в этот ясный день они могли погреться на теплом солнце.
– Профессор Фрейд, я вынашиваю план. Я поговорил со своей семьей, прежде всего с матерью и сестрой Катей. Мы все согласны: я учреждаю для вас фонд в миллион крон (четверть миллиона долларов), который будет использован для развития психоанализа.
Зигмунд глубоко вздохнул. Они стояли на просеке над озером. Он прислонился к аккуратно сложенным бревнам, пытаясь обрести опору.
– Миллион крон! Трудно поверить! Наше движение всегда было нищим. Почти ни одна из наших публикаций не окупала расходов. Мы сможем возобновить публикацию ежегодника и восстановить ежеквартальный выпуск журнала. Это дар Божий.
Антон уселся на бревно, его лицо светилось радостью и удовлетворением.
– Никаких условий, профессор Фрейд. Я переведу кроны на счет, как только вернусь в Будапешт. По мере продвижения вашей работы, когда возникнет нужда в средствах, дайте мне знать, и необходимые суммы будут пересланы вам.
Зигмунд был глубоко тронут.
– Тони, если бы вас не было, то вас следовало бы выдумать.
В этот вечер Зигмунд поведал о своих мечтах Марте. Ливень стучал по крыше спальни. Голос Зигмунда перекрывал шум дождя.
– Мы больше всего нуждаемся в собственном издательстве. Не только для того, чтобы возобновить ежегодник, но и чтобы издавать журналы «Цайтшрифт», «Имаго», книги. Тогда не придется ходить с протянутой рукой, чтобы напечатали наши работы. Мы смогли бы по мере необходимости основывать новые научные журналы и регулярно выпускать их. Мы сможем заказывать книги по нашей тематике, которые в ином случае не готовились бы или залеживались в ящиках столов из–за того, что они не принесут доходов.
Марта откинулась на подушки, Зигмунд стоял у изголовья. Военные годы оставили свой след: около ее губ появились бороздки морщин, волосы поредели, но к глазам вернулось философское спокойствие. Она слушала, увлеченная планами Зигмунда.
– Да, Зиги, выгоды очевидны. Не будет нового Вильгельма Штекеля, чтобы отобрать «Центральблатт» под тем предлогом, что он нашел издательство для печатания. Но, вероятно, потребуются опытные люди?
– Разумеется. Они придут, как только у нас будут средства, чтобы открыть типографию, купить печатные машины…
Он возвратился в Вену с пятьюдесятью тысячами крон из фонда Антона фон Фрейнда и арендовал помещение для издательства «Интернационалер психоаналитикер Ферлаг», или просто «Ферлаг». Отто Ранк, перенесший приступ депрессии в Кракове, где находился во время войны, но сумевший тем не менее жениться на красавице Беате Тола Минсер, вернувшись в Вену, немедленно взял в свои руки издательство с присущими ему настойчивостью и энергией. Он объявил, что намерен издать собрание сочинений Зигмунда Фрейда в кожаном переплете, тогда читающая публика получит представление о ценности томов.
Пятьдесят тысяч крон (десять тысяч долларов) ушли на оборудование конторы и склада, приобретение быстро исчезавшей в Вене бумаги, оборудования и подписание контрактов. Зигмунд был спокоен: в будапештском фонде оставалось еще девятьсот пятьдесят тысяч крон.
Члены Венского психоаналитического общества постепенно возвращались домой и возобновляли свою практику. Были восстановлены связи между членами комитета. Шандор Ференци блестяще начал свою послевоенную карьеру в Будапеште: тысяча студентов университета изъявили желание слушать его лекционный курс. Когда власть перешла в руки коммунистического режима Белы Куна, Ференци получил полную поддержку в качестве профессора университета и строил планы основать психоаналитический институт по подготовке врачей. Поскольку психоанализ был официально признан в Будапеште, а фонд фон Фрейнда находился там, Зигмунд думал направить Отто Ранка в Будапешт для основания издательства. Не станет ли этот город центром европейского психоанализа?
В начале 1919 года возобновились вечерние встречи по средам. Война оставила свой след на каждом из участников; теперь же группа пережила еще один удар.
Виктор Тауск потерпел неудачу в попытке стать признанным психоаналитиком. Сразу после окончания клинической школы он был призван в армию. Годы войны, проведенные в Люблине и Белграде, не излечили его от невроза. Лу Андреас–Саломе возвратилась к себе в Геттинген, в Германию, рассчитывая заниматься там психоанализом. Тауску требовалось, как никогда, внимание Зигмунда; ему нужно было, чтобы им восхищались, им занимались. Одновременно он стремился к независимости от профессора Фрейда и поэтому оспаривал суждения Зигмунда, выступая с теоретическими выкладками на встречах по средам. Зигмунд уважал тонкий ум Тауска, но тревожился по поводу его шизофрении.
Наконец в сорок лет Виктор Тауск открыл свой кабинет психоанализа. Затем он влюбился в молодую музыкантшу Хильду Леви, о которой писал как о «самой дорогой женщине, когда–либо входившей в мою жизнь… благородной, чистой и доброй». Зигмунд надеялся, что Тауск сумеет построить эмоционально устойчивую семейную жизнь и профессиональную практику, которую искал все одиннадцать лет.