Маршрут, по которому он шел, привел к площади собора Святого Стефана, где, вытянувшись в очередь, ждали пассажиров одноупряжные экипажи и фиакры, кучера которых обменивались полуденными сплетнями. Мысли в голове Зигмунда вращались с не поддающейся контролю скоростью, а его чувства сгустились в комок, словно крутое тесто. Когда он попытался рассортировать их, то смог выделить лишь опасение, смешанное со страхом. Он чувствовал, что стоит на краю бездны, именуемой двойственностью человеческой природы. После «Эдипа–царя» Йозеф Брейер сказал, что королева Иокаста не принимала своим сознательным умом, что замужем за собственным сыном. Зигмунд не смог тогда сделать следующий логический шаг, к которому толкала вся сила его интеллекта: Иокаста осознавала, кем ей приходится Эдип, неосознанным умом. Тересий, слепой пророк, говорил:
В общенье гнусном с кровию родной
Живешь ты, сам грехов своих не чуя!
Гипноз служит ключом к неосознанному уму !
Пациенты, которым он помог с помощью гипноза, заболели в результате идеи, возникшей в их неосознанном уме: мать, которая не могла кормить грудью ребенка; бизнесмен, который не мог ходить; бонна, которая не могла оставаться на ночь в своей комнате; и теперь фрау Эмми, чей неосознанный ум наполнен демонами, достаточно сильными, чтобы прорываться через ее сознание и давать знать о себе в то время, когда она говорит.
Он смотрел невидящим взглядом на готический шпиль собора Святого Стефана, его дыхание участилось, еще никогда в своей жизни Зигмунд не был так напуган и так ободрен. Словно он стоял на самом высоком пике Земмеринга, окутанный густым туманом, а ныне туман рассеялся и стали видны долины внизу; обрисовался контур человеческого ума. Это был вид неосознанного, который издревле ощущали поэты, романисты, драматурги. Психология говорила о душе, о моральных качествах и оказалась неудачницей. Но сегодня он имел возможность увидеть, как действует неосознанный ум. Подобно другим врачам, он сталкивался с бесчисленным количеством таких случаев ранее и не сумел разгадать смысл увиденного.
Могло ли это быть? Действуют ли два человеческих ума отдельно друг от друга? Такая концепция потрясала. Его била дрожь в теплом вечернем воздухе. Он представил себе Васко Бальбоа, стоящего на мысе и бросающего взгляд первооткрывателя на Тихий океан – неизвестный, неслыханный, не обозначенный на карте, поражающий своими просторами. Какие опасности таятся в его бездне? Какие чудовища могут выплыть оттуда? Какие силы там действуют, способные разбить в щепы утлую лодку во время бури? Есть ли там бездны, в которых может бесследно исчезнуть корабль и его команда? Есть ли пределы у этого необъятного океана? Будут ли люди плыть и плыть, не находя средств к существованию, поскольку на другой стороне нет твердой земли? Канут ли они в бездну, как в могилу?
То, что он теперь осознал, заставило его мысли мчаться в диком испуге, смущении, страхе, неверии в свои собственные наблюдения, в то, что видели его глаза и слышали его уши. На эту почву еще не ступала нога человека. Никто не осмеливался? За многие годы он немало прочитал о конфликте между Богом и Люцифером, и прежде всего в «Фаусте» Гёте. Он воспринимал спор между Добром и Злом лишь в символическом смысле, в литературном или религиозном контексте. Теперь впервые понял его содержание. Богом был сознательный, логический, ответственный ум, великая сила, которая вывела человека как биологический вид из моря, джунглей, зарослей и превратила в разумное, творческое существо. Дьяволом было неосознанное. Зло укоренилось, воцарилось в ничейной зоне, подходящей только для чудовищ, горгулий, рептилий; в прибежище отвратительного, зловещего, злокозненного, демонического, злоумышленного, вредного, опасного, злобного, низменного, проклинаемого, враждебного, среди отбросов и экскрементов вселенной; послушные прислужники зла готовы при малейшей возможности уничтожать, развращать, отравлять, парализовывать, разрушать. В таком проклятом месте не может быть Бога, науки, дисциплины, разума, цивилизации; не может быть почвы, на которую могла бы стать нога человека или которой человек мог бы доверить свой ум, не погрузившись при этом в пагубную грязь. Будучи однажды обманутым, может ли он вернуться к нормальному рассудку и обществу?
Зигмунд Фрейд восхищался отважными людьми: Александром Великим, Галилеем, Колумбом, Лютером, Земмельвейсом, Дарвином. Он всегда мечтал сам стать отважным, несгибаемым перед опасностями, которые угрожают человеку. Но кто не дрогнет перед камерой ужасов, более страшной, чем изобретенная Торквемадой, для того чтобы калечить тела людей, их волю?
Йозеф Брейер оступился и свалился в эту бездну. Оказалась ли слишком высокой цена? Выбрался ли оттуда хоть один? Не побоялся ли Йозеф продолжать начатое, хотя в глубине могут таиться алмазы, жемчуг и изумруды чистейшей воды? Или же он сознательно переложил бремя риска на плечи своего молодого протеже?
На память пришли иллюстрации Гюстава Доре к «Аду» Данте. Он вспомнил начальные строки Первой песни:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще [9] .
Он прошел несколько кругов в саду санатория, прежде чем подняться в комнату фрау Эмми, из которой можно было полюбоваться голубым венским небом. Она ничего не ела накануне и не спала ночь. Каждый раз, когда неожиданно открывалась дверь, она сжималась, вздрагивала в постели, как бы желая защититься. Он приказал, чтобы никто, даже сестра или врач, не входил без легкого стука в дверь.
– Фрау фон Нейштадт, наша задача в течение первой недели добиться, чтобы вы физически окрепли. Два раза в день мы будем делать массаж. Я сказал, чтобы вам готовили теплые ванны. Сейчас я собираюсь загипнотизировать вас, вы уснете, после чего я сделаю некоторые внушения. Подвергались ли вы когда–либо гипнозу?
– Нет.
Она оказалась прекрасным объектом для гипноза. Он держал палец перед ее глазами и внушал ей, что она хочет спать. Через несколько минут она расслабилась, откинувшись на подушки, выглядела несколько удивленной, но не встревоженной. Он сказал спокойным голосом:
– Фрау фон Нейштадт, я полагаю, что ваши симптомы исчезнут, вы начнете кушать с отменным аппетитом и мирно спать всю ночь.
Потребовалось шесть дней последовательных гипнотических внушений вместе с ваннами и массажем, и фрау Эмми обрела состояние покоя, тик на лице почти исчез. Зигмунд понимал, что причины не устранены, они лишь притаились в ожидании. Требуется более глубокое лечение.
Когда чудесным утром во вторник он вошел в комнату, залитую солнечным светом, она набросилась на него: