Да, она приготовила всё для возвращения Августа, всё привела в порядок, сделала так, чтобы ленсман не смог тронуть ни единого волоска у него на голове, как сказано в Писании. У старшего брата должно хватить ума, чтобы вернуть беглеца с полпути. Иначе для чего он поехал за ним вслед? Только затем, чтобы лично сообщить новость? Не такой уж он глупый.
Ну и конечно, Йоаким тем же вечером пошёл к Кристоферу. Ещё не хватало, чтобы он откладывал свой поход до того дня, когда старший брат и Август вернутся в Поллен.
Итак, Йоаким пошёл. И застал Кристофера в мрачном настроении: да-да, он сегодня заявил на Августа в полицию, заявил на этого убийцу, дурак он был бы, если б этого не сделал, слава Богу, в стране ещё существуют закон и право.
Староста смотрел на это дело несколько иначе: оба виноваты. Вдобавок за самим Кристофером числится немало грехов ещё с зимы, так что он вполне может рассчитывать на встречный иск. И так далее и тому подобное. Ох и трудно же было Кристоферу уступать!
Спустя час он спросил у жены, побывала ли та в Верхнем Поллене у ленсмана с требованием арестовать Августа? Нет, жена, оказывается, отложила свой поход до завтра. «Так-так», — сказал Кристофер и задумался.
Тут староста сказал, что для обеих сторон, пожалуй, было бы лучше, если никто ни на кого не заявит.
И пришлось Кристоферу волей-неволей согласиться. Но только пусть Август на будущее поостережётся! И кстати, этому убийце не сносить бы головы, если бы сам он, Кристофер, снова не обратился к вере и благочестию. Он лежал эти дни и размышлял о своём спасении и понял, не будь ребра в том месте, куда его ударили, лежать бы ему теперь в гробу! И тут он понял: такова воля Провидения.
Ну и так далее...
Поулине устроила ради обоих друзей генеральную уборку в их комнатах, что над кофейней. Август оставил висеть на стене свою большую серую шляпу с пряжкой, в которой приехал; её он всё время носил, и у неё до сих пор был толстый шнур. Поулине почистила эту шляпу щёткой и повесила на прежнее место. Поискала она и окованный медью чемодан, чемодан был не заперт, а лежали в нём табачные листья, поди знай, может быть, очень дорогие листья, настоящий табак. Славный человек был этот Август: вот, табак в Поллене хотел выращивать.
День спустя она побывала у Габриэльсена и получила перевод отрывков из письма. Получилось довольно удачно, Габриэльсен знал множество немецких слов, и рука у него была счастливая насчёт того, чтобы поискать в словаре. Выяснилось, что предложение агентства выплатить всю сумму наличными продиктовано желанием избавить Августа от ненужных формальностей и хлопот.
Она мучительно задумалась над соотношением двух валют. А в самом деле, соответствуют ли пятнадцать тысяч норвежских крон двадцати тысячам немецких марок? Заплатят ли Августу столько, сколько положено, или обманут? Брат Йоаким пришёл ей на помощь; из опубликованного курса валют он выяснил, что Августу предлагают на три тысячи крон меньше положенной суммы.
— Это ещё почему?
— Агентство берёт процент за выплату наличными.
Поулине задумалась:
— Ну, это просто свинство прикарманивать столько денег.
— Ага, — сказал Йоаким, словно поддразнивая её. — Всё равно ты у нас станешь богатой девушкой.
Вот этого ему говорить не следовало. Поулине помрачнела и бурно возмутилась.
— У тебя доверенность решительно на всё. Ты можешь объявить об этом через тинг, — сказал Йоаким.
Поулине вскочила:
— Я и объявлю об этом, но только по-своему: я все эти хлопоты переложу на него, пусть только вернётся. — Она отыскала доверенность и запечатанное письмо, которые вручил ей Август, после чего сказала: — Здесь всё, что он оставил. Когда вернётся, может получить это обратно.
Йоаким:
— А что в письме-то?
— Не знаю, но пусть и его возьмёт обратно.
— Надо же сперва посмотреть, что там есть. Может, в этом письме он отзывает свою доверенность.
— Ну и на здоровье!
Йоаким вскрыл письмо. Лотерейные билеты.
Билеты, похожие на те, которые Август носил в своём бумажнике, заграничные, довольно много, среди них был и немецкий билет как раз с тем номером, с каким нужно, а ещё датские, мексиканские, испанские. Йоаким помог ей разобраться в них.
Поулине присела, и в голове у неё мелькнула мысль: ведь кроме того билета, на который упал выигрыш, были, может, и другие, которые ждали своей очереди. И стало быть, все его разговоры о делах за границей не были ложью. Славный всё-таки человек этот Август!
Время до возвращения двух приятелей затянулось. Возможно, Эдеварт не сумел так быстро напасть на след Августа, как предполагал.
В субботу вечером Йоаким пошёл в Новый Двор. Ездра и Осия до сих пор ещё ничего не слышали о великом чуде. Они тотчас принялись толковать про Августа, сбежавшего от пятнадцати тысяч крон. Оба свояка имели по каждому вопросу собственное мнение и выражали его фразами, почерпнутыми из выписываемых ими газет. Староста Йоаким вдобавок многому научился из протоколов и официальных документов, а не считая всего прочего, что хоть в напечатанном, хоть в ненапечатанном виде попадало ему в руки, он ещё был очень смекалист, немного кумекал в политике, словом, государственный деятель, и чёрт подери, если он не умел к тому же красно говорить. Он сказал про Августа, что тот видится ему своего рода агентом, посланцем времени и мира. Ещё он сказал, что Август — это символ, «представляющий собой аллегорическое воплощение или лозунг». В общем и целом Август был для него своего рода загадкой, Йоаким даже боялся его немножко, с недоверием относился ко всем его затеям, однако порой не мог не удивляться его познаниям в различных вопросах. Тут Ездра начал ехидничать, хотя и должен был как мало кто другой испытывать к Августу благодарность.
— Вот теперь Август вернётся в Поллен и станет куда богаче, чем был раньше. Поди знай, что он тогда выдумает! — сказал Йоаким.
— Какие-нибудь новые фокусы, — отозвался Ездра.
Осия сочла, что это не совсем справедливо. Август учредил в Поллене почту, раздобыл невод для общины, помог многим обзавестись своим домом.
— Да, — согласился Ездра, — но он и разрушил не меньше. Вот Каролус и Ане Мария скоро перейдут, пожалуй, на попечение общины. Просто стыд и срам.
Крестьянин Ездра ценил и понимал только одно: землю. Он служил пашне и полю, правда, кроме пашни, было ещё море, были горы и, наконец, вся остальная земля, но это уже его не касалось.
— Август как-то заявился ко мне и хотел посадить ёлочки на моей земле, — со смехом поведал Ездра.
— Дело в том, — сказал Йоаким, — что Август развивал Поллен и в хорошую, и в дурную сторону, он осушил болото, но он занимался и спекуляциями. Он воплощал дух нового времени, одной рукой давал, другой брал — и где тогда, спрашивается, выгода? Он пытался что-то изменить, но в каждом отдельном случае добро, которое он надеялся принести, уравновешивалось последующим злом. Иногда, во время стычек с Поулине, Август говорил, что борьба и конкуренция и определяют развитие. Но разве это ответ? Он пришёл к нам из далёкого, привольного мира и хотел научить нас жить по-заграничному, но почему? Да, мы должны участвовать в борьбе и в конкуренции тоже. Но почему? — кричала Поулине. Да потому, что иначе мы не будем получать кредитов из Лондона.