— Эта новая лошадь Тобиаса просто дрянь, — сказала Осе. — Прежние хозяева расстались с ней, потому что она брыкается. Хочешь поглядеть остальные копыта?
— Нет. Но на кой чёрт ты ввязалась в это дело?
— А ты чего здесь шляешься? Из-за лошади или ещё из-за чего другого?
Чёртова баба! Долго ли ещё будет она приставать к нему?
— Ступай к своим ровням и ругайся с ними, — сказал он.
Они вместе подошли к дому, и Август убедился, что никого внутри не было. Но Осе не обратила на это внимания и вошла в дом. Выходя из него, она плюнула. «Вот ты каковская!» — подумал он, по всей вероятности, во всяком случае он перекрестился. Ему стало страшно, и он перекрестился ещё раз, перекрестил себе лоб и грудь. Осе не обращала на него внимания, она уселась на пороге и стала набивать трубку.
— У меня есть одна вещичка, — сказал он и показал ей что-то. — Хочешь, я дам её тебе?
— Денежка? С ушком?
— Я сам припаял к ней ушко, её можно носить. Видала ли ты когда-нибудь такую прежде?
— У меня их много.
— Она святая, — сказал Август. — Освящена в России святой водой. Хочешь — возьми!
Она надела её на цепь, присоединила ко всем остальным своим украшениям и испытующе поглядела на него. Теперь и Осе не захотела оставаться в долгу, неожиданно она вывернула свою шапку наизнанку и надела её на голову подкладкой наружу.
— Покажи мне руку! — сказала она. — Нет, не эту, а ту, которой дал мне монету! — Она исследовала руку с обеих сторон, три раза подняла и опустила её и кивнула головой. — Ты дитя, рождённое в пятницу, — сказала она, — одна дрянь и больше ничего.
Он отдёрнул руку и перекрестился ею. Оба были совершенно серьёзны.
Когда она встала и пошла, он закричал ей вслед:
— Эй, у тебя шапка наизнанку!
— Да, так я должна сделать семь шагов, — она остановилась, поправила шапку и ушла совсем.
Время приближалось к обеду, он направился домой, помахивая тростью и что-то бормоча. Он мог бы спросить её, что она увидела на его руке; Осе могла растолковать ему его судьбу, что с ним будет, когда придут деньги. Ерунда! Вряд ли она знала больше него. Но она плюнула, когда вышла из дому.
По дороге ему пришлось идти вместе с людьми, возвращавшимися с крещения в Сегельфосском водопаде. Один из мелочных торговцев в городе, которого Август знал по карточному столу, весело рассказывал об этом священнодействии:
— Монс-Карина вошла в воду с табаком во рту и не могла удержаться, чтобы не плюнуть, — ха-ха-ха! — плюнула в крестильную воду. Её чуть было не отослали обратно. Но креститель смилостивился, велел ей только встать на несколько шагов выше по течению и окрестил её. Вот был пассаж!
— Придёшь сегодня после обеда сразиться в карты? — спросил Август.
— Нет, — сказал торговец.
— Как — нет?
— Сегодня я не беру карт в руки.
— Поступай, как знаешь! — обиженно проворчал Август. Но Август все ещё не узнал того, что хотел знать, и, спустя некоторое время, он спросил прямо:
— А крестился ли кто-нибудь у Тобиаса из Южной деревни?
— У Тобиаса? Нет, никто.
— Я так полагал, раз проповедник остановился там. Одна цыганка плюнула сегодня у него на пороге, поэтому, пожалуй, было бы недурно, если б он окрестился.
— Верно, это была Осе, эта троллиха. Она шныряет повсюду и плюётся у дверей, накликая несчастье.
Август спросил:
— И Корнелия тоже не крестилась?
— Нет. Нас было всего четверо.
Август остановился и воскликнул:
— И ты тоже?
Торговец кивнул головой:
— Ну, само собой разумеется!
— Ну, зачем же, чёрт возьми, зачем ты это сделал?
— Зачем крестится человек? Ты спрашиваешь как дурак.
Август злобно передразнил его:
— Ты как свинья обращаешься со святыней. Разве ты не был прежде крещён во имя Святой Троицы? Нет, это безобразие какое-то!
Торговец стал извиняться:
— Положение моё было затруднительно, скажу тебе по правде. И Карел из Рутена, и жена его крестились; а Карел этот постоянно покупает у меня то то, то другое.
Август покачал головой:
— Вы все словно дикари, полные суеверия и идолопоклонства. И к чему только этот проповедник и делатель новых ангелов ночует вместе с совершенно невинной девушкой? Мне бы следовало донести на него моему шефу.
— Этого ты не должен делать, — сказал торговец. — Проповедник уезжает, я был последний, которого он крестил, во всяком случае, на этот раз...
Так в тот вечер карточная игра и не могла состояться: торговец крестился и раскаялся, а Стеффен, дворовый работник, ушёл на деревню к своей любезной. Даже цыган Александер, и тот куда-то пропал.
Оставалось только поесть, поспать после обеда, послоняться немного и опять испытывать беспокойство и ждать деньги. Отчего, чёрт возьми, они не приходили? В чем дело? Одно хорошо, что проповедник уехал.
К вечеру он дошёл до самой пристани и увидал там двух мальчиков, бросавших камни в яхту «Сория»; слышно было, как камни попадали в цель и звенели стёкла. Мальчики быстро убежали, но Август всё-таки успел заметить их: это были сыновья доктора, два сорванца, вечно придумывавшие всевозможные проказы. Может быть, в каюте был кто-нибудь, кого им хотелось подразнить.
И всё-таки игра в карты состоялась в тот же вечер. Во-первых, пришёл Иёрн Матильдесен, получил крону и стал на часы. Торговец передумал и тоже явился.
— Ты зачем здесь? — спросил Август.
Тот отвечал:
— А разве ты не приглашал играть в карты?
— Но ведь ты же крестился сегодня! Ну, разве ты не свинья. Это после святого крещенья-то!
— Но не можем же мы все быть Иисусами.
Дворовый работник Стеффен прервал свои любовные похождения и прибежал, словно испугался пропустить что-то важное; вместе с ним пришёл и юноша, торговавший всяким скарбом на пристани, сущий чёрт в игре. Один только цыган отсутствовал.
Юноша в первый раз участвовал в игре, но он быстро набил карман мелочью других игроков.
— Никогда не видал ничего подобного! — сказал торговец и проиграл.
Августу пришлось ещё хуже: он должен был вынуть свои последние ассигнации. Это был остаток, а на что ему остаток? Он играл горячо и бестолково.
Игра продолжалась за полночь. Юноша и Стеффен выиграли. Они дочиста обыграли своих партнёров и были в великолепном настроении. Ждать им больше было нечего, они встали, отыскали свои шапки и, насвистывая и поддразнивая других, удалились.