Я подгадал так, чтобы прийти на хутор к вечеру. Я пе редал родителям поклон от сына, сказал, что ему уже лучше и он скоро вернется. А потом попросился пе реночевать.
Я прожил на хуторе несколько дней; Петтер вернул ся, но не рассказал мне ничего интересного.
– Все ли благополучно в Эвребё?
– Да, слава богу.
– Ты со всеми простился, когда уходил? С капита ном, с его супругой?
– Да.
– Все ли здоровы?
– Все. Кому там болеть?
– Да хоть и Фалькенбергу, – говорю. – Он жало вался, что вывихнул руку. Но, стало быть, все уже прошло…
Дом был богатый, но неуютный. Хозяин, депутат стор тинга, завел привычку читать по вечерам вслух газеты. Ох уж эти газеты, из-за них страдало все семейство, а дочки, те просто умирали со скуки. Когда вернулся Пет тер, они все вместе принялись подсчитывать, сполна ли он получил деньги с капитана и отлежал ли весь поло женный срок – «предусмотренный законом срок», как выразился депутат. А накануне я по нечаянности раз бил стекло, которое гроша ломаного не стоит, и все потом долго перешептывались и косо смотрели на ме ня; я сходил в лавку, купил новое стекло, вставил его на место прежнего и тщательно укрепил замазкой. Де путат сказал:
– Стоило ли беспокоиться из-за какого-то стекла.
Но я ходил не только за стеклом, я купил несколько бутылок вина, чтобы лавочник не подумал, будто я при шел только за стеклом, и еще купил швейную машинку, которую решил подарить перед уходом хозяйским доч кам. День был субботний, вечером не грех выпить и как следует выспаться в воскресенье. А в понедельник с утра я собирался уйти.
Но все вышло совсем не так, как я думал. Обе хозяй ские дочки залезли на чердак и обшарили мой мешок; швейная машина и бутылки возбудили у них жгучее лю бопытство, они не могли умолчать и донимали меня на меками. «Имейте терпение, – подумал я, – придется вам обождать до поры до времени».
Вечером я вместе со всеми сидел за столом и прини мал участие в общем разговоре. Мы только что поужина ли, хозяин нацепил очки и взялся за газету. Вдруг под окном послышался кашель.
– Кажется, кто-то пришел, – сказал я.
Девушки переглянулись и вышли. Немного погодя они отворили дверь и ввели в дом двух молодых парней.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила их хозяйка. Я сразу заподозрил, что эти парни – женихи хозяйских дочек и их позвали выпить за мой счет. Вот так де вицы из молодых, да ранние, одной всего восемнадцать, а другой – девятнадцать. Ладно же, раз такое дело, не будет им ни капли вина…
Мы разговаривали о погоде, о том, что теперь уж не приходится ждать теплых дней, только вот снег, к сожалению, может помешать осенней пахоте. Разговор шел вяло, и одна из девиц спросила, почему я такой скучный.
– Потому, что мне надо уходить, – отвечаю я. – В понедельник утром я буду уже в двух милях от сюда.
– Тогда не выпить ли нам на прощанье?
Кто-то фыркнул, и я понял, что это по моему адресу, – мол, я жадничаю и мне жалко вина. Но я просто-напросто знать не хотел этих девчонок, они меня нисколько не интересовали, в этом и было все дело.
– Выпить на прощанье? – сказал я. – У меня есть, правда, три бутылки вина, но я купил их на дорогу,
– Зачем же тебе тащить вино с собой целых две ми ли? – спросила одна под громкий смех. – Разве мало лавок по дороге?
– Фрекен забыла, что завтра воскресенье и все лав ки будут закрыты, – возразил я.
Смех умолк, но после того, как я высказался напря мик, они были на меня в обиде. Тогда я спросил у хо зяйки, сколько с меня причитается.
– Но к чему такая спешка? Утром успеется.
– Нет, мне надо торопиться. Я прожил у вас два дня, скажите, сколько с меня.
Она довольно долго раздумывала, а потом пошла посоветоваться с мужем.
Дело принимало долгий оборот, поэтому я поднялся н а чердак, уложил свой мешок и снес его вниз, к двери. Я совсем разобиделся и решил уйти нынче же вечером. Мне казалось, что так будет лучше всего.
Когда я вернулся к столу, Петтер сказал:
– Уж не собираешься ли ты уйти на ночь глядя?
– Да. Собираюсь.
– Но это же глупо, стоит ли обращать внимание на бабью болтовню!
– Господи, да не удерживай этого старикашку! – сказала ему сестра.
Наконец явился хозяин с хозяйкой.
– Ну, сколько же с меня?
– Гм… Да уж ладно, сколько дадите.
Мне было не по себе среди этих отвратительных людей, я вытащил из кармана бумажку, какая попалась под руку, и сунул ее хозяйке.
– Хватит с вас?
– Гм… Конечно, это не худо, но все же… А впрочем, пускай будет по-вашему.
– Сколько я вам дал?
– Пять крон.
– Что ж, это, пожалуй, маловато. И я снова полез за деньгами.
– Нет, мама, он уплатил десять, – вмешался Петтер. – Это слишком много, надо дать ему сдачи.
Старуха разжала руку, взглянула на деньги и сказа ла с удивлением:
– A х, право, я и не заметила, что это десятка! Я ведь даже не посмотрела. Раз так, большое спасибо.
Депутат смутился и стал рассказывать парням о том, что прочитал в сегодняшней газете: с одним человеком произошел несчастный случай, молотилка оторвала ему руку. Девицы притворялись, будто не замечают меня, но сидели надутые, и глаза у них горели, как у разъяренных кошек. Мне нечего было здесь делать.
– Прощайте! – сказал я.
Хозяйка проводила меня до двери и сказала ласково:
– Сделай милость, одолжи нам бутылку вина. Пра во, такая досада, у нас, как на грех, гости.
– Прощайте, – повторил я таким тоном, что она не посмела настаивать.
За спиной у меня был мешок, в руках – швейная ма шина; ноша была тяжелая, а дорогу развезло; но, несмотря на это, я шагал с легким сердцем. Конечно, вышла не приятная история, и я готов был признать, что поступил нехорошо. Нехорошо? Пустое! Ведь я же, можно сказать, учинил дознание и выяснил, что эти дрянные девчонки хотели за мой счет угостить своих женихов. Положим, это так. Но ведь я только потому и обиделся, что они уязви ли мою мужскую гордость: ведь пригласи они не этих парней, а каких-нибудь девушек, разве вино не потекло бы рекой? Еще как! И к тому же она назвала меня старикашкой. Но разве это не правда? Видно, я и впрямь уже стар, если обиделся, что мне предпочли ка кого-то мужика…
Ходьба утомила меня, и досада понемногу рассеялась, я бросил чинить дознание, я брел по дороге вот уже сколько часов со своей дурацкой ношей – тремя бутыл ками вина и швейной машиной. День был теплый, окрест ные хутора тонули в тумане, и только подойдя совсем близко, я мог видеть, горит ли в окнах свет, а тут еще собаки не давали мне пробраться на сеновал. Подкралась ночь, я изнемог и совсем упал духом, будущее представлялось мне в самом мрачном свете. И зачем только я выбросил на ветер такую кучу денег! Я решил продать швейную машину и выручить то, что за нее уплатил.