- То-то и оно,- сказал второй.- Когда покупаешь по дешевке лошадь или запряжку, нечего и ждать толку.
Все трое говорили вполголоса, они толковали меж собой, словно были одни. Рэтлиф, невидимый и темном углу, засмеялся, тихонько, лукаво, хрипловато.
- Рэтлиф смеется,- сказал четвертый.
- Ладно, вы на меня не глядите, - сказал Рэтлиф.
Трое говоривших не шевелились. Они не шевельнулись и теперь, но было в их темных фигурах какое-то упорство и молчаливое ожесточение, словно у детей, получивших нагоняй. Птица черной стремительной дугой прочертила лунный свет, вспорхнула на грушу и запела; это был пересмешник.
- Первого пересмешника слышу в этом году, - сказал Фримен.
- Около Уайтлифа они каждую ночь поют,- сказал первый.- Я слышал одного в феврале. Помните, когда снег повалил. Он пел на каучуковом дереве.
- Каучуковое дерево всех раньше распускается,- сказал третий.- За это его птицы и любят. Им петь хочется, когда оно зеленеет. Оттого пересмешник на нем и пел.
- Каучуковое дерево всех раньше распускается? - сказал Квик. - А ива как же?
- Ива не дерево, - сказал Фримен. - Она вроде бурьяна.
- Ну не знаю, что она такое,- сказал четвертый,- а только никакой это не бурьян. Потому что бурьян можно выполоть, и дело с концом. А вот ивняк я лет пятнадцать корчевал у себя на весеннем выгоне. А он на другой год опять вырастал такой же высокий. Да еще всякий год этих ивок становилось на одну или две больше против прежнего.
- Вот я бы на вашем месте и ушел завтра на выгон чем пораньше,- сказал Рэтлиф.- Но вы, конечно, и не подумаете сделать это: уж я-то знаю, что ни на Французовой Балке, ни во всем мире ничто не помешает вам, ребята, отдать Флему Сноупсу и этому техасцу свои кровные денежки. Но я бы, по крайней мере, узнал точно, кому они достанутся. Пожалуй, Эк мог бы вам в этом помочь. Пожалуй, он мог бы сказать вам это по-соседски, а? Как-никак он двоюродный брат Флема, да к тому же он и его сынишка, Уоллстрит, сегодня помогли техасцу натаскать для них воды, а завтра поутру Эк поможет задать им корм. А потом он, может, станет их ловить и подводить по одной, покуда вы, ребята, будете набавлять цену. Так, что ли, Эк?
Кузнец сидел на крыльце, привалившись к столбу.
- Не знаю, - сказал он.
- Ребята, - сказал Рэтлиф. - Эк знает об этих лошадях всю подноготную. Флем ему сказал, во сколько они обошлись и сколько он с этим техасцем собирается заработать, нажить на них. Ну-ка, Эк, выкладывай.
Кузнец не шевельнулся, он сидел на верхней ступеньке крыльца, боком к ним, и их напряженное, выжидательное молчание капля за каплей падало на него сверху.
- Не знаю я, - сказал он.
Рэтлиф рассмеялся. Он сидел на стуле и смеялся, а другие сидели на крыльце и на перилах, и смех его падал на них сверху, подобно тому как падало на Эка их напряженное молчание. Рэтлиф перестал смеяться. Он встал. Зевнул громко, во весь рот.
- Ну ладно. Вы, ребята, можете покупать этих лошадок, ежели хотите. А я скорей купил бы тигра и гремучую змею. Да и то ежели бы их мне Флем предложил, я б и дотронуться до них побоялся, - а вдруг они окажутся перекрашенной собакой и куском шланга. Желаю нам вам спокойной ночи.
Он ушел в дом. Никто не посмотрел ему вслед, но немного погодя все зашевелились и стали глядеть на загон, на пестрый, лихорадочный лошадиный водоворот, откуда время от времени долетало короткое ржание и глухие удары копыт. С груши лились нескончаемые дурацкие рулады пересмешника.
- Энс Маккаллем сделал из той пары добрую запряжку, - сказал первый. Они были малость легковаты. А так ничего.
На другое утро, едва взошло солнце, у дома миссис Литтлджон уже стояли фургон и три верховых мула, а к загородке прильнули шестеро мужчин и сынишка Эка Сноупса, они не сводили глаз с лошадей, которые тесно сбились в кучу у двери конюшни и тоже глядели на людей. Подъехал еще один фургон, свернул с дороги и остановился, и вот уже восемь мужчин выстроились рядом с мальчиком у загородки, за которой стояли лошади, их карие с синим глаза быстро бегали на пестрых мордах.
- Так вот он, значит, Сноупсов цирк? - сказал кто-то, подходя. Он глянул на лошадиные морды, потом прошел вдоль загородки и встал с краю, рядом с кузнецом и его сыном. - Выходит, это Флемовы лошади? - спросил он у кузнеца.
- Эк знает не больше нашего, чьи они, - сказал один. - Он знает, что Флем приехал сюда в фургоне, а за ним - лошади, это он видел. А больше он ничего не знает.
- И не узнает, - сказал второй.- Родственник Флема Сноупса всегда узнает о его делах последним.
- Ну нет,- сказал первый.- Он и тогда не узнает. Первым, кого Флем посвятит в свои дела, будет тот, кто останется в живых, когда умрет последний человек на земле. Флем Сноупс даже себе самому не говорит, что он замышляет. Даже если лежит темной ночью один в доме, где, кроме него, живой души нет.
- Это точно,- сказал третий.- Флем облапошит Эка и всякого другого своего родственника не хуже, чем нас. Правда, Эк?
- Не знаю я,- сказал Эк.
Они смотрели на лошадей, которые в этот миг, насторожив уши и напружив ноги, вдруг завертелись волчком и понеслись пятнистой волной по загону, а потом вернулись назад и стали глядеть на людей сквозь загородку, и никто не слышал, как появился техасец, пока он не подошел к ним вплотную. Он был в новой рубашке и другой жилетке, которая была ему тесновата, и как раз прятал коробку с печеньем в задний карман брюк.
- Доброе утро,- сказал он.- Раненько же вы встали сегодня. Может,
Они уже не смотрели на техасца. Теперь они снова смотрели на лошадей, которые, опустив головы, нюхали землю.
- Нет уж, мы сперва поглядим,- сказал один.
- Ну что ж, во всяком случае сейчас самое время поглядеть, как они будут завтракать,- сказал техасец. - Они тут всю ночь бегали и здорово оголодали. - Он открыл ворота и вошел в загон. Лошади разом вскинули головы и уставились на него. - Вот что, Эк, - сказал техасец через плечо, - пусть двое или трое из ваших ребят помогут мне загнать их в конюшню.
Эк и еще двое мужчин подошли к воротам, и вместе с ними мальчик, шедший по пятам за отцом, который заметил его, только когда повернулся, чтобы затворить ворота.
- Не лезь сюда,- сказал Эк.- А то, неровен час, расшибут тебе голову, как скорлупку, ахнуть не успеешь.
Он закрыл ворота и побежал догонять остальных, техасец расставил их подковой, а сам пошел к лошадям, которые теперь сбились в беспокойный табунок и, глядя на людей, начали потихоньку кружиться на месте. Миссис Литтлджон вышла из кухни и пошла через двор к поленнице, поглядывая на лошадей в загоне. Она взяла два или три полена и остановилась, чтобы снова взглянуть на загон. У загородки появились еще два человека.
- Смелей, ребята! - сказал техасец.- Не бойтесь, они вас не тронут. Просто они сроду не бывали под крышей.