- Все молодеете и хорошеете с каждым днем, - сказал он. - Я только что говорил Нарциссе, что, если б вы только поднялись с этого кресла, у нее не осталось бы ни малейшей надежды.
- Завтра же поднимусь, - сказала мисс Дженни. - Нарцисса...
Нарцисса, крупная женщина с темными волосами и широким, глупым, безмятежным лицом, была одета в свое обычное белое платье.
- Хорес, это Гоуэн Стивенс, - представила она. - А это мой брат.
- Здравствуйте, сэр, - сказал Гоуэн. Отрывисто, крепко и небрежно пожал руку Хореса. В эту минуту вошел мальчик, Бенбоу Сарторис, племянник Бенбоу.
- Я слышал о вас, - сказал Стивенс.
- Гоуэн учился в Виргинии, - сказал мальчик.
- Да-да, - сказал Бенбоу, - Я слышал.
- Благодарю, - сказал Стивенс. - Не все же могут учиться в Гарварде.
- Благодарю вас, - сказал Бенбоу. - Я окончил Оксфорд.
- Когда Хорес говорит, что окончил Оксфорд, все думают, что миссисипский университет, - сказала мисс Дженни, - а он имеет в виду совсем другой.
- Гоуэн часто ездит в Оксфорд, - сказал мальчик. - У него там девушка. Он ходит с ней на танцы. Правда, Гоуэн?
- Верно, приятель, - ответил Стивенс. - Рыжая.
- Помолчи, Бори, - велела Нарцисса мальчику и взглянула на брата. - Как там Белл и Маленькая Белл? - Она хотела добавить еще что-то, но сдержалась. Однако продолжала глядеть на Хореса, взгляд ее был серьезным, пристальным.
- Если ты все ждешь, что Хорес уйдет от Белл, он это сделает, - сказала мисс Дженни. - Когда-нибудь сделает. Только Нарцисса не будет удовлетворена даже тогда, - заметила она. - Некоторым женщинам не хочется, чтобы мужчина женился на той или другой женщине. Но если он вдруг бросит ее, все эти женщины вознегодуют.
- Помолчите и вы, - сказала Нарцисса.
- Да-да, - сказала мисс Дженни. - Хорес давно уже рвет уздечку. Но ты, Хорес, рвись не слишком сильно, возможно, другой ее конец не закреплен.
Из столовой донесся звон колокольчика. Стивенс и Бенбоу одновременно шагнули к спинке кресла мисс Дженни.
- Позвольте мне, сэр, - сказал Бенбоу. - Поскольку, кажется, гость здесь я.
- Будет тебе, Хорес, - сказала мисс Дженни. - Нарцисса, не пошлешь ли на чердак за дуэльными пистолетами, они там, в сундуке. - И повернулась к мальчику. - А ты беги, скажи, чтобы завели музыку и поставили две розы.
- Какую музыку завести? - спросил мальчик.
- Розы на столе есть, - сказала Нарцисса. - Их прислал Гоуэн. Пойдемте ужинать.
Бенбоу и мисс Дженни наблюдали в окно за гуляющей в саду парой. Нарцисса была по-прежнему в белом платье, Стивенс - в спортивном костюме и синем пиджаке.
- Этот виргинский джентльмен поведал нам вчера за ужином, что его научили пить по-джентльменски. Опустите в алкоголь жука, и получится скарабей; опустите в алкоголь миссисипца, и получится джентльмен...
- Гоуэн Стивенс, - досказала мисс Дженни. Они видели, как пара скрылась за домом. Прошло некоторое время, и в коридоре послышались шаги двух людей. Когда те вошли, оказалось, что с Нарциссой не Стивенс, а мальчик.
- Не захотел остаться, - сказала Нарцисса. - Уезжает в Оксфорд. В пятницу вечером в университете танцы. У него там свидание с какой-то юной леди.
- Ему нужно подыскать там подходящую арену для джентльменской попойки, - сказал Хорес. - Для чего бы то ни было джентльменского. Видимо, потому и едет заблаговременно.
- Пойдет с девушкой на танцы, - сказал мальчик. - А в субботу поедет в Старквилл на бейсбольный матч. Говорит, что взял бы и меня, только вы не пустите.
IV
Городские жители, выезжающие после ужина покататься по университетскому парку, какой-нибудь рассеянный, мечтательный студент или спешащий в библиотеку кандидат на степень магистра не раз замечали, как Темпл с переброшенным через руку пальто, белея на бегу длинными ногами, проносится быстрой тенью мимо светящихся окон женского общежития, именуемого "Курятник", и скрывается в темноте у здания библиотеки, а в тот вечер, может быть, видели, как, мелькнув напоследок панталонами или чем-то еще, она юркнула в автомобиль, ждущий с заведенным мотором. Студентам не разрешалось иметь машины, и молодые люди - без шляп, в спортивных брюках и ярких свитерах - взирали с чувством превосходства и яростью на городских парней, прикрывающих шляпами напомаженные волосы и носящих тесноватые пиджаки с чересчур широкими брюками.
Катанью на машинах уделялись будничные вечера. А каждую вторую субботу, в дни танцев литературного клуба или трех официальных ежегодных балов, эти слонявшиеся с вызывающей небрежностью городские парни в шляпах и с поднятыми воротниками видели, как Темпл входит в спортивный зал, ее тут же подхватывает кто-то из одетых в черные костюмы студентов, и она смешивается с кружащейся под манящий вихрь музыки толпой, высоко подняв изящную голову с ярко накрашенными губами и нежным подбородком, глаза ее безучастно глядят по сторонам, холодные, настороженные, хищные.
В зале гремела музыка, и парни наблюдали, как Темпл, стройная, с тонкой талией, легко движущаяся в такт музыке, меняет партнеров одного за другим. Парни пригибались, пили из фляжек, закуривали сигареты и выпрямлялись снова, неподвижные, с поднятыми воротниками, в шляпах, они выглядели на фоне освещенных окон рядом вырезанных из черной жести бюстов, одетых и приколоченных к подоконникам.
Когда оркестр играл "Дом, милый мой дом", трое-четверо парней с холодными, воинственными, чуть осунувшимися от бессонницы лицами непременно слонялись у выхода, глядя, как из дверей появляются изнуренные шумом и движением пары.
Трое таких смотрели, как Темпл и Гоуэн выходят на холодный предутренний воздух. Лицо Темпл было очень бледным, рыжие кудряшки волос растрепались. Глаза ее с расширенными зрачками мельком остановились на парнях. Затем она сделала рукой вялый жест, непонятно было, предназначается он им или нет. Парни не ответили, в их холодных глазах ничего не отразилось. Они видели, как Гоуэн взял ее под руку, как мелькнули ее бедро и бок, когда она усаживалась в машину - низкий родстер с тремя фарами.
- Что это за гусь? - спросил один.
- Мой отец судья, - произнес другой резким ритмичным фальцетом.
- А, черт. Идем в город.
Парни побрели. Окликнули проезжающую мимо машину, но безуспешно. На мосту через железнодорожное полотно остановились и стали пить из бутылки. Последний хотел разбить ее о перила. Второй схватил его за руку.
- Дай сюда.
Он разбил бутылку и старательно разбросал осколки по дороге. Остальные наблюдали за ним.
- Ты недостоин ходить на танцы к студентам, - сказал первый. - Жалкий ублюдок.
- Мой отец судья, - сказал второй, расставляя на дороге зубчатые осколки вверх острием.