— Полковник, — попросил он, — не откажите в любезности, дайте тряпку.
Комендант, не думая, поспешно протянул ему мокрый от пота платок. Каледин протер сиденье раскладного стула и сел. В глубине души он возносил молитвы об одном — только бы колдун сейчас не взял иголку.
— И как давно это случилось? — с грустью поинтересовался Федор.
Теперь вздохнул уже комендант — набирая воздух в легкие.
— За час до вашего приезда, — жалобно сказал он. — Я вам звонил, но…
— Знаю, — оборвал его Каледин. — Я был недоступен… Как ему удалось?
— Он нас обманул, — пролепетал комендант. — Словно переродился после беседы с вами. Сказал, что будет требовать досрочного освобождения. Затребовал стульчик, гербовую бумагу и ручку — написать апелляцию, а потом… Раскрошил зубами пластик от очков, и вот… сами видите-с.
Казалось, в «одиночке» нет живого места: она вся была покрыта пятнами багрового цвета, и Федор даже изумился — разве в одном человеке может быть столько крови? Похоже, он прыгал по камере или танцевал… Танцевал — и резал себя осколками. В считанные секунды зэк истек кровью. Сам Хабельский сидел на нарах, прислонившись к стене — мертвое лицо в красных брызгах застыло в улыбке. Сначала он перерезал артерии на обеих руках, а затем — яремную вену. Большие красные буквы над головой струились вниз загустевшими каплями, образовывая послание мертвеца:
ДО ВСТРЕЧИ, КАЛЕДИН!
— Стоило вам покинуть Бутырки, и он сказал, что вы обязательно снова приедете, — отводя глаза, пробурчал полковник. — Наверное, уже знал, на что пойдет… сволочь. Чего теперь прикажете делать, ваше высокоблагородие?
Федор поднялся со стула, возвращая коменданту окровавленный платок.
— А что тут сделаешь? — пожал он плечами. — Тащите в морг.
…Городовые на крыльце изучали его пропуск «на выход», когда экран сотового показал красного чертика с вилами, заливаясь пронзительным визгом. В такие моменты умудрялась трезвонить исключительно Алиса.
— Я вся в сборах, — затараторила она. — Посмотрела на weather.yahoo погоду. Придется купальник взять… бикини, конечно… там ведь пляжи и жарища…
— Ты лучше гроб захвати, — посоветовал Каледин. — Учитывая, в какой мы оказались яме со всем этим колдовством — он тебе скоро понадобится.
— Я звякнула Муравьеву, — обиженно засопела Алиса. — Он обещал помочь с доставкой багажа в аэропорт… сказал, выделит урядника Майлова, дабы тот вещи нам дотащил… ты существо изнеженное… а он мужик здоровый, да…
— Вещи? — испугался Каледин. — Сколько же ты их берешь?
— Семнадцать чемоданов, — с достоинством ответила Алиса. — По минимуму, ты не волнуйся… даже если придется умирать, так что ж… должна быть прилична одежда для моих похорон? Ну, а если меня захватят в плен и превратят в зомби… то я желаю быть зомби в новом платье, модельных туфлях, с запахом духов и накрашенным мертвым лицом. Тебя скоро ждать?
Каледин прочитал короткую молитву — в основном там содержались слова благодарности Богу всемогущему, что ему повезло не родиться женщиной.
— Нет, — безразлично произнес он. — Пожалуйста ужинай без меня.
— Что-то не так? — встревожилась Алиса.
— Да, — благожелательно ответил Федор. — Причем все сразу.
Отключив телефон, Каледин грустно подумал: ему не хватает последнего подтверждения собственной догадке. Маленькая строчка черным шрифтом, в скобочках… увиденная в досье, добытом с помощью захмелевшего Кропоткина. Да, все ясно и без нее, но… это соберет полную схему в голове, словно конструктор «лего». Пожалуй, вот т у д а он и поедет.
Прямо сейчас.
Те, кто правит этой ночью, — сделают, как хочешь ты.
Мы царствуем давно над миром, танцуя в сумрачной тени…
Freternia, «Shadowdancers».
(Та самая хiжина, окрестности Гонаива)
…Боли опять не было — стабильное состояние. Червинская подумала: она уже начала привыкать к тому, что ее нет. Однако когда из твоего тела щипцами вытаскивают раздробленные кости — рассуждая логически, это должно быть больно. У нее сохранились смутные воспоминания о боли… наверное, что-то неприятное. Елена безучастно смотрела, как пахнущие специями черные руки старухи доставали из-под кожи осколки костей. Червинская терзалась необъяснимым чувством, сидя бок о бок с Мари-Клер — как ребенок, после долгого перерыва увидевший мать. Радость, восторг и желание ласки. Вероятно, так оно и есть. Старуха-негритянка — первое человеческое существо, которое она увидела, очнувшись от сна. Девушка испытывала к ней даже большее доверие, чем к связному — они с Мари-Клер связаны друг с другом невидимой нитью. Женщины общались на английском — французский старухи был похож на орлиный клекот, в нем присутствовала куча незнакомых и откровенно чужих слов.
Мари-Клер воткнула толстую иглу в кожу — она дернула нить, стягивая края разреза, смочила ее слюной. Грубо получается, но что поделаешь, раны зомби никогда не заживают… Деточка, ты уже никогда не будешь такой красивой, со стежками суровой нитки и грубыми шрамами на коже. Хорошо, что пули не задели твое лицо — на теле, покрытом одеждой, это незаметно. Раздеваться для любви вряд ли придется — из мирских радостей зомби интересует только еда: сладкий взбитый мусс из свежих мозгов и крови. Живым трупам знакомо возбуждение, но они не занимаются сексом — их туловище мертво, а лоа разврата предпочитают вселяться в живые тела. Исключение — барон Суббота… но он такой один.
Земля в хунфоре вся в брызгах алой крови — перед операцией она зарезала сразу двух кур, разломила на куски связку бананов. Согласно вуду, жизненная энергия есть не только у живых существ, но и у фруктов… хотя жертвоприношением огурцов от лоа вряд ли отделаешься. Они любят сладкое, то есть кровь. Старуха плеснула Червинской в стакан «барбанкур» — та послушно опрокинула в рот терпкую жидкость. Ром — это кровь зомби, содержание их жил, о чем молчат в фильмах ужасов. Без заговоренного «барбанкура», с заклятием от мамбо и жгучим красным перцем внутри — они почти не работают, передвигаются скучно, как осенние мухи… Лоа, упивающиеся алкоголем, — внутренний моторчик живых трупов. И не простые лоа, особенные… их зовут кальфу, страшные духи ночи, по сути своей — демоны… Отвечающие за злые помыслы в голове зомби, его вечный голод и жажду убийств. Новая кость, щелкнув, встала на место в спине девушки — Мари-Клер запела заклинание на тягучем, как мед, креольском диалекте, том, что смешал французские, испанские и африканские слова из языка йоруба. Червинская повернулась.
— Я видела бокора на кладбище, — сказала она. — Кто этот старик, мадам?
Старуха весело ощерилась черными зубами.