Обычно альпами становились неродившиеся младенцы, от коих мать избавилась, засыпав вагину толченой лошадиной гривой. Скажите, пожалуйста: парень-фотомодель, словно сошел с рекламы черных плащей Келвина Кляйна, а на самом-то деле – жертва аборта. Внешность обманчива, альпы очень сильны… Чтобы его убить, нужен чемодан серебряных пуль. А у нас, разумеется, их нет. Длинные пальцы альпа чешут шерстку животного, нога притопывает в такт гнусному музыкальному ритму. Из-за грохота музыки красавчик не чувствует наших шагов. Мы с Миленой подходим к нему с двух сторон: он не видит и не слышит, глаза устремлены на танцпол. Сдвинув соседние стулья к бокам альпа, садимся за его столик – я слева, Милена справа. Нырнув двумя пальцами в вырез грязного, измятого жакета, она изящно извлекает золотой значок Службы вампирской безопасности.
…Чихуахуа жалобно скулит. В прозрачных глазах альпа нет и тени тревоги. Сняв руку с собачьей холки, он элегантно поправляет шляпу: по слухам, края приколочены к черепу гвоздями. Я напрягаю глаза, но не вижу на полях железных кружочков. Альп любезно улыбается мне.
– Предпочитаю обходиться клеем, – хрипит он, прочитав мои мысли. Палец стирает каплю, стекающую по стакану: характерный немецкий акцент искажает слова, делая их лающими и резкими. – Полагаю, вы пришли из-за моего звонка? Тогда просто удивительно, почему Служба вампирской безопасности так тянула. Вдобавок вы странно выглядите, особенно красные пятна на жакете фроляйн. Впрочем, меня это не касается. Чем откроем нашу беседу, господа? Начнете сразу шантажировать меня прослушкой запрещенной музыки? Или, может быть, ради счастливого знакомства заказать вам обоим по коктейльчику?
Тут уж впадает в растерянность даже Зубкова: тонкие губы слегка приоткрылись, из левого уголка рта одиноко высунулся сахарный клык.
– Почему же вы бросили трубку, когда офицер спросил ваше имя?
– А то я вашу контору не знаю, – деликатно усмехается альп. – Приняли бы меня за наркомана, у которого «серб» из ушей сыплется. Если агентам сообщаешь чистую правду, тебе никогда не верят, посмотрите любой кинотриллер. Но стоит напустить тумана, намекнуть, что желаешь сохранить анонимность, офицеры пугаются – ууууу, это вовсе не блеф, сообщение очень важное. Разобьются в лепешку, но выйдут на след загадочного анонима. Скажите… разве я не прав?
Во тьме глаз Милены появляется странный блеск. Я не могу понять – то ли это злость, то ли восхищение альпом. Мужик запросто обвел вокруг пальца спецслужбу целого государства, заставив танцевать по своим правилам.
– Вау-вау! – выжимает из себя она. (Пожалуй, это все-таки восхищение.) – Хорошая игра. Но по ходу назревает очевидный вопрос. Для чего вы это делаете? За всю свою смерть я не видела, чтобы альп жалел девицу.
Альп смеется – так, что брызги молока летят на зеленую скатерть.
– Я никого и не жалею, – стараясь перекричать музыку, орет он. – Моя задача – использовать случай с девушкой, хочу по максимуму привлечь к себе внимание. Те существа на «мерсе» не знали, что за ними наблюдает альп. Иначе они бы сделали все возможное, чтобы меня прикончить. Одно из достоинств моего подвида – это зрение, никакого бинокля не нужно. Так вот, я позвонил в СВБ по прозаической причине: я мечтаю сдохнуть. Сто лет моя душа погружена в черную депрессию, одержима декадансом, мне не хочется ходить по земле. Интеллигентно говоря, все заебло. Я завидую вам. Типовые вурдалаки, когда их заест тоска, имеют шанс совершить самоубийство – сесть в ванну со святой водой, сделать инъекцию серебра… простецкий народ бросается грудью на осиновый кол с «черного рынка». Кризис породил волну суицида среди вампиров. Молодежь почти не помнит романтичное средневековье, им легче. А вот нам, старикам, тоскующим по фиалковому горлу девственниц, все грустнее поглощать куриное филе на черных мессах. Раскройте любую газету, страницы полны скорбной статистики. Множество кровососов стреляются серебряной иглой из арбалета, идут на передоз «серба», посреди бела дня выходят без крема на жаркое солнце. Мне тысяча лет… я знавал нечто повкуснее, чем гемоглобин пойманных в джунглях шимпанзе. Давно мечтаю покинуть этот мир, но вы знаете – альпа очень трудно убить. Практически невозможно. Я обречен киснуть в Москве веки вечные.
– Как трогательно… – со знакомым мне презрением произносит Милена. – Сочувствую, блядь, с детской горестью. Ну так и с чего вы взяли, что проблема решится, если вы сольете нам компромат на тех мальчиков?
Подумав, альп берет кровянку, стоящую рядом с солонкой и перечницей. Хорошенько встряхивает, на поверхность молока падают брызги крови. Красные пятнышки на белом, типа шляпка мухомора наоборот. Резко запрокинув голову (шляпа и верно не сваливается), он залпом допивает полученный коктейль. Слизнув снежную каплю, альп перестает улыбаться. Чихуахуа-вампир поджимает хвостик, настороженно дергает ушами.
– Это очень серьезные мальчики, – шипит он. Лицо Милены каменеет. – И их начальник – бывалый кровосос. Хозяин фирмы, отличился в девяностые, когда у нас начинали «вампирский капитализм». Сколотил состояние, убрав конкурентов с помощью серебра. Доказательств не нашли, свидетели исчезли. Его контору знают все, и он не любит быть на виду. Богатый чувак, хотя и не кровяной олигарх. В общем, я запомнил номер «<мерса», у них между цифрами стоит особая символика. Слушайте, я не люблю повторять…
…Неожиданно протянув руку, Милена закрывает ему рот белыми пальцами. Водянистые глаза альпа смотрят поверх ее маникюра – он ничему не удивляется. Зубкова снова лезет за вырез, достает пятисотрублевку: похоже, у нее в лифчике настоящий мелкооптовый склад.
– Иди, – говорит она мне, кивая в сторону бара. – Возьми себе коктейль.
– Я НЕ ХОЧУ коктейль, – отвечаю я злобно, чеканя слова. – Катя – моя сестра. И я должен услышать, что с ней случилось.
Некоторое время Зубкова борется с собой. По поджатым губам видно, что она выбирает: как обычно, дать мне в зубы, либо просто выплеснуть в лицо остатки молока. Ни хрена. Вот здесь уж ей я ни за что не уступлю.
– Пожалуйст а… – скулит она с таким страдальческим видом, будто ее только что макнули с головой в святую воду. – Всего на пять минут.
Хорошо, что стул притиснут к столу, – я бы точно с него упал. Застываю, словно каменное изваяние, пытаясь понять: ЭТО происходит наяву?!
– Пожалуйста, – жалобно повторяет Милена: я без звука сгребаю купюру и отхожу качающейся походкой в сторону бара. Смятая бумажка шлепается перед баргерл, неуклюжей трансильванской деревенщиной. Крашеная дура вопросительно хлопает ресницами.
– Сангрито, – нехотя бурчу я название коктейля. Девица наливает в стакан тягучую кровь, щедро разбавляя ее ромом. Пара ложек сахарной пудры, слегонца содовой, три листика мяты – и напиток готов. Взгромоздившись на высокий стульчик, я смотрю, как Милена треплется с альпом, засыпает его вопросами. Силы Ада, она знает нормальные слова. Кто бы подумал!
Музыка гремит без перерыва: ром и Summoning смягчают тошноту. Разговор стремителен – пять минут, как обещано. Встав из-за столика альпа, Милена треплет собачку между ушами и спускается. Но идет не к бару, сворачивает на танцпол. Что с ней? Сбилась с дороги?