— Как иногда люди похожи.
— Мужчины. Пусть себе играют в свои игры.
— А мне мужчины нравятся, — заявила Бернарда, — хоть я и знаю, что это грешно.
Беа рассмеялась.
— И какие же тебе нравятся? Как Эваристо?
— Не дай Бог. Он так много глядится в зеркало, что скоро протрет его до дыр. На что мне человек, который прихорашивается дольше, чем я? Мне по вкусу мужчины чуть погрубее, ну, или не такие неженки. И я считаю, что Фермин красивый, хоть он и не записной красавец. Но для меня он красивый и добрый. И очень хороший человек. В конце-то концов именно это и важно, чтобы мужчина был по-настоящему сильным и добрым. И чтобы можно было прижаться к нему в зимнюю ночь и он согрел бы твое тело.
Беа понимающе кивнула:
— Аминь. А мне одна птичка напела, что на самом деле тебе нравится Кэри Грант.
Бернарда вспыхнула.
— А вам разве нет? Не для женитьбы, конечно. Так как сдается мне, что этот господин влюбился, когда в первый раз увидел себя в зеркале. Но между нами, я бы лично не отказалась сладко пообниматься с ним, да простит меня Господь.
— Бернарда, что бы сказал Фермин, услышав тебя?
— То, что говорит всегда: «В конце пути все отправятся кормить червей».
Барселона, 1958 год
Много лет спустя двадцать три человека — гости, приглашенные отпраздновать это событие, — возможно, оглянутся назад и вспомнят историческую вечеринку накануне великого дня, когда Фермин Ромеро де Торрес навсегда расстался с холостяцкой жизнью.
— Сие есть окончание знаменательной эпохи, — провозгласил тост профессор Альбукерке, поднимая бокал шампанского. Лучше его никто бы не сумел так лаконично выразить чувства, обуревавшие всех нас.
Праздник по случаю прощания Фермина с холостой жизнью явился сенсацией, которая потрясла женскую часть населения царства Барсело едва ли не больше, чем смерть Родольфо Валентино. Состоялся он погожим вечером в феврале 1958 года в большом бальном зале кафе «Ла Палома», на той самой сцене, где жених в свое время натанцевался танго до упаду и пережил незабываемые моменты. Теперь они становились частью архива с пометкой «совершенно секретно», где были отражены все этапы долгой карьеры вечного дамского угодника.
Мой отец, которого нам удалось вытащить из дома в первый и последний раз в жизни, нанял полупрофессиональный ансамбль танцевальной музыки. Оркестр «Гавана» из Баш-Льобрегата, согласившись играть за символическую плату, услаждал нас подборкой ритмов мамбы, гуарачи и сон-монтуно, которые воссоздавали для жениха атмосферу далеких и прекрасных дней, когда жизнь его протекала в мире интрижек и международного glamour в интерьерах шикарных казино прежней Кубы. Гости постепенно преодолевали застенчивость и выходили на танцевальную площадку тряхнуть стариной во славу Фермина.
Барсело убедил моего отца, что водка, которую он ему подливал в рюмку, — это минеральная вода с капелькой ароматного травяного ликера. И вскоре все мы стали свидетелями небывалого зрелища, как отец танцует в обнимку с одной из девиц, которых привела с собой Росиито (настоящая душа праздника), чтобы оживить атмосферу.
— Господи Боже, — пробормотал я, наблюдая, как отец двигает бедрами и на счет «раз» ритмично и синхронно сталкивается пятой точкой со своей дамой, ветераном ночных баталий.
Барсело расхаживал среди гостей, раздавал гаванские сигары и юбилейные открытки, напечатанные в небольшой мастерской, где изготавливали извещения о причастии, крещении и похоронах. На первоклассной дорогой бумаге забавное изображение Фермина в образе ангелочка с молитвенно сложенными руками сопровождала надпись:
«Фермин Ромеро де Торрес
19??–1958
Да упокоится с миром великий соблазнитель.
1958–19??
Да здравствует почтенный отец семейства».
Впервые за долгое время Фермин был счастлив и спокоен. За полчаса до начала пирушки я отвел его в «Кан льюис», где профессор Альбукерке подтвердил, что утром побывал в отделении Гражданского регистра, вооружившись полным комплектом документов и бумаг, изготовленных мастерами своего дела, Освальдо Дарио и его помощником Луисито.
— Дорогой Фермин, — сказал профессор, — я приветствую ваше официальное появление на свет и вручаю в присутствии дона Даниеля Семпере, а также всех ваших друзей из «Кан льюис» в качестве свидетелей законное удостоверение личности.
Фермин, потрясенный до глубины души, рассматривал свои новые документы.
— Как вам удалось совершить это чудо?
— Техническую часть мы лучше опустим. Намного важнее, что все возможно, если у вас есть настоящий друг, готовый рисковать и перевернуть землю и небо, чтобы вы могли вступить в брак по всем правилам и рожать детей, продолжателей династии Ромеро де Торрес, — ответил профессор.
Фермин посмотрел на меня со слезами на глазах и обнял с такой силой, что едва не задушил. Мне не стыдно признаться, что это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Через полтора часа непрерывной музыки, возлияний и фривольных танцев я решил передохнуть и пробрался к бару в надежде найти безалкогольное питье, поскольку чувствовал, что не в состоянии поглотить больше ни капли рома с лимоном, которым потчевали приглашенных. Официант налил мне стакан холодной воды, и, привалившись спиной к барной стойке, я повернулся лицом к залу, чтобы видеть танцующих. Я не сразу заметил Росиито, притаившуюся у дальнего конца стойки. Она стояла с бокалом шампанского и меланхолично наблюдала за праздником, который готовила не жалея сил. Я подсчитал, вспомнив рассказ Фермина, что теперь женщине было около тридцати пяти лет. Но двадцатилетнее служение на поприще жрицы любви оставило на ней неизгладимый след. Также, наверное, сыграл свою роль и приглушенный красноватый свет в зале. Королева улицы Эскудельерс выглядела намного старше своего возраста.
Я подошел к ней и приветливо улыбнулся.
— Росиито, вы сегодня прекрасны как никогда, — солгал я.
Росиито нарядилась в лучшее платье и волосы явно укладывала в самой известной парикмахерской на улице Конде-де-Асальто, но мне показалось, что нынешней ночью она выглядела очень и очень печальной.
— Вы хорошо себя чувствуете, Росиито?
— Только посмотрите на него, бедняжку. Кожа да кости остались, и все же его тянет танцевать.
Она не сводила глаз с Фермина, и я понял, что он навсегда останется для нее героем, спасшим ее от мелкого негодяя, и, возможно, единственным стоящим мужчиной, кого она встретила, проработав двадцать лет на улице.
— Дон Даниель, не знаю даже, как сказать об этом Фермину, но я не пойду завтра на свадьбу.