— Таким образом, — наконец сообразил я, — несмотря на случайный характер такого события, как распад атома, ты наперёд знаешь, произойдёт распад или нет?
— Вот именно! Самое потрясающее в этом эксперименте, что волновая функция состояния кошки принимает лишь два дискретных значения — жизнь либо смерть — и никогда не состоит из комбинаций двух этих состояний. Если мы откроем ящик в этот промежуток времени, — Колин указал на красную область, — то непременно обнаружим, что киска мертва. Но если мы не станем его открывать и подождём ещё две минуты, — указка побежала вправо, картинка на экране сдвинулась влево, и появилась область с синими точками, — то, открыв ящик, неизбежно увидим живую киску. То бишь, будет светиться синяя лампочка.
— Погоди, погоди! — Я слегка обалдел. — Это что ж получается? Будь на месте лампочек ампула с ядом, то сейчас кошка была бы мертва, но, открой вы ящик на две минуты позже, она бы чудом воскресла?
— Не совсем так. Она бы вовсе не умирала. Киска умрёт, — Колин глянул на таймер, — приблизительно полторы минуты назад только в том случае, если мы откроем ящик в назначенное время. Но если мы откроем его в зоне жизни, то киска не умрёт, она будет жива.
— «Умрёт полторы минуты назад, если…» — растерянно повторил я и покачал головой. — Боюсь, для меня это слишком круто.
— Думаешь, мне было легко смириться с этим? — Колин хмыкнул. — Чёрта с два!
— М-да, — протянул я. — Это почище игральных костей Кевина. Здесь пахнет нарушением причинно-следственной связи.
— Отнюдь, — живо возразил Колин. — Никоим образом нельзя доказать, что причиной смерти кошки является открытие ящика в определённые промежутки времени. Следовательно, как и в случае с костями Кевина, мы имеем дело с вопиющим отклонением от нормального статистического распределения результатов случайных событий. Это вовсе не нарушение законов — ни причинно-следственных, ни вероятностных. Регулярное выпадение костей в одной и той же комбинации нисколько не противоречит теории вероятностей. Она не отрицает возможность такого события, а лишь утверждает, что его вероятность ничтожно мала. Невозможное и невероятное — разные вещи. Это же справедливо и в отношении моих опытов с кошками.
— А зачем ты вообще ими занимаешься? — поинтересовался я. — Спору нет, весьма забавно. Но какой в этом практический смысл?
— Я почти на сто процентов уверен, что именно здесь зарыта собака. — Колин ткнул указкой в ближайший «автоклав» с кошкой и даже не сообразил, какой каламбур только что выдал. — Ключ ко всем происходящим с нами и вокруг нас невероятным событиям. Смотри. — Картинка с синими и красными точками исчезла с экрана, и на её месте появился график. — По горизонтали обозначено время открытия ящиков, а по вертикали — время условной смерти кошек. Как видишь, кривая плавная, но с разрывами — в тех промежутках, когда кошки остаются живыми.
— Ну, и что из этого следует?
— Погоди, это ещё не всё. Есть и третья координатная ось — время открытия первого ящика. Это время и состояние первой кошки — жива она или мертва — однозначно определяет состояние всех остальных кошек в любой момент времени. И вот что получается!
Экран из двухмерного сделался трёхмерным, и я увидел замысловато искривлённую поверхность, чем-то напоминающую схему ландшафта горной местности с многочисленными бездонными ущельями. Не знаю почему, но мне стало жутко. В этой, на первый взгляд безобидной картинке крылось что-то зловещее. Однако я не мог понять, что именно.
— Так, — как можно безразличнее произнёс я. — Что дальше?
Колин пытливо поглядел на меня:
— Разве ты ничего не почувствовал?
— Ну… По правде сказать, мне стало неуютно.
Он кивнул:
— Все чувствуют какое-то странное беспокойство, когда смотрят на эту поверхность. И главное — непонятно, по какой причине. Сейчас её изучают психологи и математики.
— Успехи есть? — спросил я уже гораздо серьёзнее.
— Пока что нет. — Колин вздохнул. — Сюда бы Диану. Жаль, что она так упорно отказывается иметь дело с космическим миром.
После некоторых колебаний я достал из кармана небольшой футляр со специально обработанным кристаллом — миниатюрным носителем информации. Я собирался отдать его Колину по окончании нашей экскурсии, но на сегодня с меня хватило и кошек Шрёдингера. А это был верный способ превратить основательное знакомство с работой всех отделов и подотделов института в беглый осмотр главных лабораторий. Беглый — в самом буквальном смысле этого слова.
— Кстати, о Диане. Она просила передать это тебе и ещё очень просила, чтобы затем к ней не приставали с расспросами. И ты, и все остальные должны делать вид, будто ничего не произошло и она ничего вам не передавала.
Колин взял футляр, открыл его и посмотрел на кристалл.
— Что здесь?
— Решение так называемой задачи Макартура, — ответил я. — Ключ к путешествию космических кораблей между мирами. — Я ухмыльнулся, глядя на потрясённого Колина. — Вот вам оно на блюдечке с голубой каёмочкой.
Александр вернулся через сорок семь дней — я их считала. И втайне надеялась, что он вернётся с моим сыном. Увы, надежды мои не сбылись — он явился один. И сразу захотел со мной поговорить.
Я же не хотела с ним разговаривать и заперлась в своей спальне. Однако замки Александру не помеха, и он вошёл ко мне через закрытую дверь. А я не могла бежать от него сквозь стену.
— Дженнифер, — сказал он, садясь в кресло. — Пойми наконец, что ты моя дочь, плоть от плоти моей, и я люблю тебя. Я вовсе не желаю тебе зла…
— Ты отнял у меня сына! — выкрикнула я, нарушив тем самым своё решение никогда не вступать с ним в спор. — Это что, доброе дело? Это твоё проявление отцовской любви? Да по мне лучше ненависть, чем такая любовь!
— Я отнял его не навсегда, дочка. Как только ты исправишься, сразу получишь мальчика обратно.
— Исправлюсь? — переспросила я. — Это как же?
— Ты знаешь, как. Ты моя дочь, а я твой отец. И ты должна относиться ко мне соответственно.
Этого следовало ожидать! Я присела на край кровати и опустила голову, чтобы он не увидел слёзы в моих глазах.
— Это шантаж?
— Это условие возвращения тебе сына.
Я рассмеялась сквозь слёзы:
— И что я должна делать? При каждой встрече вешаться тебе на шею и называть папочкой?
— Нет, Дженнифер. Ты должна изменить своё отношение ко мне. И не только внешне, но и в душе. Ты должна принять меня как отца — со всеми моими достоинствами и недостатками.
«Лучше я поцелую жабу», — подумала я, но вслух ничего не сказала.