Стрельцов с Лихолетовым ушли из кафе без пяти десять. Не спеша направились к железной дороге. Прошли переезд и увидели Раневича. Виталий стоял у такси. Успел уже поймать.
Через двадцать минут они вошли в зал ресторана. Народу в нем было много, но оставались и свободные столики. За один из них и усадил офицеров официант, предложил ознакомиться с меню и сделать заказ.
Раневич открыл красную папку:
– Что будем пить, господа? Водку, коньяк, виски, вино?
– Догадайся с трех раз! – ответил Лихолетов.
– Ясно! Пьем водку! Что берем на закуску?
– Определись сам. Тебе же платить! Но много не заказывай, не полезет после кафе.
Пока Раневич оформлял заказ, Лихолетов закурил, слушая песню группы, вполне прилично исполнявшей. Стрельцов же осмотрел зал и неожиданно увидел… свою бывшую супругу. Она с какой-то обильно подкрашенной женщиной сидела за столиком у окна в компании двух мужчин кавказской национальности. Марина, наверное, видела, как в зал вошел Стрельцов, потому что смотрела на бывшего супруга. И когда Юрий встретился с ней взглядом, подмигнула ему, махнув рукой, что означало – привет! Стрельцов ответил тем же, подумав, – тебя только здесь не хватало. Следовало бы уйти, но Раневич уже оформил заказ, довольно оглядывая публику. Было заметно, старшему лейтенанту здесь нравится. Холостой взводный с жадностью смотрел на женщин. Особенно на тех, что сидели у стойки бара без мужчин. Догадаться, для чего они здесь, было несложно. Похоже, нравилось в ресторане и Лихолетову. Тот развалился в кресле, слушая песню. И только Стрельцов ощущал неудобство. Но уйти, оставив товарищей, не мог. Придется мириться с соседством бывшей супруги. И дернул ее черт прийти именно сюда! Как будто в городе не было других ресторанов. Впрочем, это относилось и к Стрельцову. Он с друзьями также мог пойти в любой другой ресторан, менее шикарный и менее дорогой. Но он пришел сюда. Захочет ли Марина поговорить с ним? Неизвестно. Ей что угодно могло прийти в голову, тем более затуманенную обильно выпитым спиртным. Хотя она не одна, и вряд ли кавказцам понравится, что одна из их женщин станет беседовать с офицером. Да и в принципе ничего страшного в разговоре с ней не было. Потому и думать об этом не следует. Она сама по себе, он сам по себе. Юрий закурил, откинувшись на спинку удобного полукруглого кресла.
Официант быстро выполнил заказ, выставив на столе графин с пол-литром водки, салаты, бутылки с минеральной водой, вилки и ножи в салфетках. Пожелал гостям приятного вечера. Лихолетов указал на тарелку, взглянув на Раневича:
– Это что, Виталик?
– Как что? Салат!
– И что за дерьмо лежит поверх овощей?
– Креветки. Не пробовал, что ли, никогда?
– Пробовал. И они мне не понравились. Ты что, обычный салат из помидоров и огурцов заказать не мог?
– Так не было в меню простого!
– Тогда креветки будешь жрать сам.
– Да ради бога. Я не привередлив к еде, как некоторые.
– Меньше говори, Виталя. Наливай!
Раневич разлил водку, открыл бутылки с минеральной водой.
Стрельцов поднял стопку:
– Ну что? Продолжим? За тебя, Виталик!
– Как скажешь.
Офицеры выпили.
– А водка здесь ничего, – сказал Лихолетов. – В кафе «паленку», наверное, пили.
– В магазине брали.
– Значит, «паленку». Да и черт с ней! Но здесь водка хорошая. А вот стопки маленькие. Рука устанет, пока графин опустошим. Наливай в фужеры.
– Да неудобно как-то! – сказал Раневич.
– Что неудобно? Пить из фужеров?
– Остальные бухают из стопок.
– Да плевать на остальных. И кто на нас обращает внимание? Прошли те времена, когда бабы за офицерами табунами бегали. Сейчас им либо коммерсантов подавай, либо бандитов, либо чинуш из мэрии. Тех, у кого шальное «бабло» водится. Так что наливай в фужеры.
Офицеры выпили по второй. Раневич высмотрел в зале яркую стройную шатенку. Пригласил на танец, несмотря на то что та находилась в компании. Никто не был против, и старший лейтенант увел шатенку в полумрак танцевальной площадки. Лихолетов почувствовал себя плохо и вышел в фойе, где располагались туалеты. Юрий остался один за столиком. Ненадолго. Подошла бывшая супруга, присела в кресло Раневича:
– Ну, здравствуй, что ли, муженек?
– Бывший, Марина, бывший! – поправил ее Стрельцов. – У меня сейчас другая семья.
– Конечно! И как учительница? Лучше меня в постели?
– Гораздо лучше, хотя такие вещи и не принято говорить дамам.
– Смотри, какой вежливый стал! И чем же она лучше? Шире ноги расставляет?
– Ты зачем подошла? С абреками скучно стало?
Марина пьяно усмехнулась:
– Да у этих абреков денег столько при себе, сколько тебе за всю службу не заработать.
– Тогда тем более не понимаю, какого черта ты подсела за наш столик.
– Как это какого черта? Все ж мы не чужие. Жили вместе!
– И это были не лучшие годы моей жизни. Слушай, Марина, шла бы ты к своим абрекам?
– А мне и здесь неплохо. Подружка сфотографирует нас, а потом я отправлю фото твоей учительнице. У нее наверняка возникнет масса вопросов к тебе, как думаешь?
– Ты забыла о предупреждении?
– Да шучу я. Как был ты солдафоном, так солдафоном и остался. Шуток совершенно не понимаешь. – Почему не спрашиваешь, как я живу?
– Потому, что мне это неинтересно.
– Ну не прикидывайся. Интересно, еще как интересно. А живу я, Юрик, очень даже хорошо. Работенка у меня сейчас непыльная, но весьма прилично оплачиваемая. Я, кстати, генеральный директор фирмы. Торговой фирмы.
– Да что ты? – усмехнулся старший лейтенант. – И что же это за фирма, где ТЫ генеральный директор?
– Сказала же, что торговая!
– Короче, купи-продай, да? И в офисе пара человек: секретарь и бухгалтер. Остальные по рынкам да оптовым базам мотаются. Выискивают, где дешевле купить и подороже продать. Знаю я такие фирмы. В общем, ты обычная спекулянтка!
– Чего еще от тебя ждать?
– Ничего, так иди с богом. Туда, откуда пришла.
– А чего это в дорогой кабак заявился? Раньше, помнится, и в кафе при полку не часто заглядывали, а сегодня в ресторан явились. Правда, смотрю, меню у вас скудное. Могу помочь по старой дружбе, заказать коньячок, горячей закуски!
– Обойдемся. Тебя не касается, почему мы здесь.
– Меня, дорогой, что относится к тебе, все касается. Хочу посмотреть, как вы дальше будете жить в нищете.
Стрельцов хотел ответить грубостью, но не успел. У столика возник кавказец: