— Откуда же мне знать?
— Черные алмазы.
Никита с интересом подался вперед, рассматривая черные горошины. Видеть черные алмазы ему приходилось, но то была огранка в золотой оправе, а здесь нечто иное. Да и на алмазы они совсем не походили, больше напоминали высохший почерневший горох, и только свет, который преломлялся на поверхности граней, свидетельствовал об их уникальности.
— Вот оно что, — в изумлении протянул Никита.
— Знаешь, они откуда?
— Понятия не имею.
— ЮАР.
— Откуда такая уверенность?
— А потому что черные алмазы встречаются только там. Знать бы только, по каким каналам покойник их добывал. Похоже, что эту тайну он забрал с собой. Что-то многое на нем сходится. Тут надо покопаться… Ладно, давай вылезать, пусть ребята еще пошарят здесь как следует. Может, что-нибудь еще и выплывет. Даже того, что мы уже имеем, хватит описывать до самого утра. Ты ведь никуда не торопишься?
— Да, собственно…
— Вот и отлично! — живо подхватил Журавлев. — Я знал, что ты парень с пониманием.
Небрежно подхватив банку с алмазами, майор торопливо стал подниматься по лестнице.
В комнате работа продолжалась. Эксперт, одев резиновые перчатки, осторожно повернул голову Васильевича. Лицо его при этом было скорее одухотворенным, чем деловитым. На его худощавой физиономии отразились все муки творчества.
— Что ты скажешь? — спросил Журавлев.
— Сказать что-то однозначно пока трудно, — не сразу ответил эксперт. Острый кадык на его шее судорожно дернулся. — По всей видимости, его задушили, когда он спал. Убийц было как минимум двое, вот посмотрите на эти красные полоски на голени, — задрал он штанину, обнажив тощие ноги Васильевича. — Его кто-то держал. Хотя точнее может показать только вскрытие.
— Что ты еще можешь предположить?
— Пьяный был, от него сивухой даже сейчас потягивает.
— Выпить он любил, это и без экспертов понятно, — хмыкнул Журавлев, показав взглядом на батарею бутылок, неряшливо стоящих вдоль стены.
— Может, и специально напоили, с пьяным-то легче справиться.
Женщина вновь скорбно всхлипнула.
— Вполне возможно. Следовательно, преступников было двое? — осторожно переспросил Журавлев.
— Не меньше двух, — неопределенно сказал эксперт. — Хотя на присутствие посторонних ничего не показывает… Почти ничего, — поправился он. — Явных следов на полу нет. Как будто бы его гости ходили в тапочках. Пепельницы тоже пустые. Стаканы все чистые, даже протертые, стоят аккуратно. А ведь покойник чистоплотностью и порядком не отличался, насколько я понял.
— Тебя что, чистота настораживает? — удивленно вскинул брови майор Журавлев.
Он успел распечатать баночку с черными алмазами и принялся осторожно высыпать их на белую холщовую тряпочку. Просыпавшись в черную неровную дорожку, черные камушки невольно приковали к себе внимание всех присутствующих. В этих драгоценностях, непривычных на первый взгляд, было что-то магическое. На них хотелось смотреть, гладить пальцами их гладкую поверхность. Видно, не удержавшись, Журавлев поднял самый крупный из них, и будто бы опасаясь искорок, что блуждали внутри камня, осторожно поднес его к глазам, проверяя прозрачность. Свет проник через неровную поверхность вовнутрь, и, обломившись, застыл в радуге. Ему было хорошо в черном прозрачном хранилище, и он не желал возвращаться обратно.
Глаза Журавлева сделались необычайно серьезными. Его не радовал даже искрящийся свет. Сжав алмаз в ладони, майор некоторое время подержал его, после чего положил на белую холщовую поверхность.
Эксперт сказал:
— Можешь называть это интуицией или еще как-нибудь… Но в таком доме не бывает чисто. Покойник привык к определенному стилю жизни, привык долго обходиться без женщины. — Из угла комнаты вновь прозвучал сдержанный бабий всхлип. — Беспорядок в комнате для него вполне естественная вещь. Вот даже взять хотя бы его кухню, — кивнул он на стол, заваленный топазами, рубинами, крупными друзами. Оставалось всего лишь крохотное место в два кулака, куда он мог бы поставить чашку с блюдечком. — А на полу все прибрано. Такое впечатление, что тут даже подмели. Честно говоря, я не представляю покойника с веником и совком. Нет и окурков. Никаких! Хотя они должны быть, ведь покойник курил!
Журавлев согласно закивал.
— Это правда.
— Так вот, мне интересно знать, куда же все это подевалось?
— Ты хочешь сказать, что весь мусор они унесли с собой? — спросил Журавлев.
— Скорее всего, так оно и есть. А уже потом выбросили куда-нибудь.
— И твое предположение?..
— Против него работали серьезные люди, знакомые с основами криминалистики. И он с ними был хорошо знаком! Они вместе покурили, выпили водочки, а когда получили все удовольствия, то решили придушить его.
— Вот только бы знать за что. Неужели нет никаких зацепок? — с некоторой надеждой спросил Журавлев.
— Пока не вижу.
Вошел оперативник. Выглядел он взволнованным.
— Что у вас?
— Мы нашли белый алмаз, — негромко объявил он и разжал ладонь.
В ее центре лежал алмаз величиной с крупный ноготь.
— Ни хрена себе! Сколько же в нем карат?
— Наверное, пять.
— А хорош! Я думаю, что в нем даже побольше будет. Камушек такого размера обязан иметь собственное имя. Где вы его нашли?
— В тюбике крема для бритья.
— Неглупо запрятал. Как догадались?
Парень пожал плечами.
— Что-то сработало, трудно даже объяснить. Крем дорогой, а такие люди как покойник к этим вещам не очень-то привычные. В общем, выбивался этот тюбик из общей картины: старый станок, потрепанная кисточка…
— Понятно.
— Пощупали, почувствовали, что-то торчит. Потом на боку увидели срез. Через него и вытащили алмаз. Уж не из-за него ли убили?
— Все может быть. Ладно, поговорим об этом потом. — Гриша, — подозвал майор к себе одного из оперативников. — У тебя почерк хороший, давай начнем описывать. Корунд светло-голубого цвета, бочковидный формы, размером… — Повернувшись к Никите, сидевшему на краю стула, Журавлев спросил: — Так, товарищи понятые?
— Все верно, — буркнул Зиновьев, с грустью подумав о том, что домой выберется не скоро.
Алмаз лежал на толстом сером листе бумаги и поблескивал крутым бочком. Камень был очень крупным, едва ли не в половину фаланги большого пальца. С одной стороны поверхность неровная, какая-то волнообразная, с неравномерным раковистым изломом, с другой — поблескивает грань. Алмаз был слегка вытянут, обрываясь тупой плоскостью, словно кто-то намеренно отрезал ее. И совершенно ничего такого, что могло бы указывать на то, что он является царем всех камней. Вот разве что блеск, который как будто бы струился из сердцевины камня и приковывал к себе внимание.