— Эй, эй, полегче! — Эмилия вскинула руки вверх. — По-моему, хватит.
Казалось, Джолиона вот-вот начнет трясти.
— Джолион, успокойся. Скорее всего, никто никому ничего не говорил. — Она встала, зашла ему за спину и принялась разминать его плечи.
Мало-помалу к нему вернулось спокойствие. В комнате стало тихо, Джолион не сразу отошел после приступа ярости. Наконец он заговорил:
— Ладно, ладно. — Он потер лоб, как будто стирал какое-то пятно. — Извините.
— Дэвид просто наблюдателен, вот и все, — продолжала Эмилия.
— Обожает совать нос в чужие дела, — уточнил Чад.
— Надеется, что мы тут оргии устраиваем, — сказал Джек. — И высчитал, раз у нас пять мальчиков и две девочки, возможно, и на его долю лишний мальчик останется.
— Джек, хватит. В самом деле хватит, — потребовала Эмилия.
— А что я такого сделал? — спросил Джек с измученным видом. — Эмилия, он голубой, и тут ничего не поделаешь.
— Необязательно без конца напоминать нам о его ориентации с такой… похотливой радостью.
Джек не нашелся с ответом, и Дэ посмотрела на него с любопытством. Глаза у нее прищурились, как у прицеливающегося лучника.
— Ах, Джекки! Эврика! — сказала она.
— Что «эврика», девочка-самоубийца? — огрызнулся Джек.
— Да так, ничего. Я вдруг поняла: ты меня бесконечно притягиваешь, только и всего.
— Слушайте все, — сказала Эмилия, — по-моему, на сегодня мы играли достаточно. Через пять минут обед, давайте для разнообразия пойдем в столовую пораньше?
Чад бросил карты и воскликнул:
— Отлично! Но сначала главное: Марк должен вытянуть задание из корзины.
— Нет, Чад, — возразила Эмилия неестественно сурово. — Задание может подождать. Сейчас мы все пойдем обедать, будем сидеть за столом вместе и не меньше часа говорить о чем угодно, кроме Игры. Сейчас же! Понимаешь?
* * *
XXXV(i).Дальше все пошло наперекосяк. Неужели в этом тоже виноват я? Неужели ход Игры переломился из-за моих ошибок? Я так не думаю. Скорее всего, виноваты все. Из нас получился хороший коктейль — идеальная смесь для катастрофы. Все мы втайне стремились к лидерству, но раньше, в школе, прятали свои желания. Стремление стать лучшим поощряется только в спорте, в мире моды или любовных завоеваний. Поэтому тщеславное желание стать самым умным, добиться успеха в жизни приходится прятать, скрывать. Вы небрежно пожимаете плечами и притворяетесь, будто получили хорошую оценку только потому, что вам повезло. Вы много лет скрываете свою тайну, а она все крепнет и нарастает внутри. Потом вы поступаете в хороший колледж, вроде Питта, и тут высвобождается нечто темное и опасное.
Вот Эмилию, по-моему, ни в чем упрекнуть нельзя. Пусть трансформация началась еще до того, как она нас покинула, жизнь в Игре начала стремительно ухудшаться только потом.
XXXV(ii).Я обнаруживаю в своей квартире две вещи, которых не помню. Неужели они были здесь и раньше? На кухонном рабочем столе стоит подставка для пивного бокала, на ней напечатана крупная и затейливая буква «Б», похожая на морской узел. Белая «Б» на зеленом диске. «Бруклинская пивоварня» — гласит надпись на краях подставки. А в чашке на том же столе я вижу картонную книжечку спичек с названием бара — «Туз». Мимо этого бара я частенько проходил во время прогулок, он в нескольких кварталах отсюда. Примерно треть спичек из книжечки сожжена, они обгорели и скукожились. Много лет назад, когда я курил, никогда не отрывал картонные спички от упаковки. Я сгибал их, чиркал о полоску серы, чтобы погасить огонь, беззаботно махал книжечкой в воздухе, оставляя спичку на месте. Вот каким я был раньше — беззаботным, хладнокровным, бестревожным.
Но, насколько помню, последний раз я выкурил сигарету десять лет назад, если не больше.
Я представляю себе бар, три большие красные неоновые буквы призывно мерцают в ночи. «ТУЗ». Судьба заводит странные игры — надо же, бар называется так! Вдруг в подсознании мелькает картинка: я стою у входа и прикуриваю для кого-то сигарету.
Но для кого?
Ничего не могу вспомнить. Вся обстановка кажется мне фальшивой. Сейчас жизнь похожа на серию ударов кинжалом в темноте. А я заперт в комнате, которую никогда не видел при полном свете.
Все поиски тщетны. Ясно одно: я не помню ее.
XXXV(iii).Скоро полдень. Пора обуваться и выходить. Когда буду гулять вокруг квартала, скрещу пальцы.
Если моя гостья вернется, попрошу у нее только одно.
Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста. Сейчас ты имеешь дело с нездоровым человеком. Дай мне несколько недель.
XXXV(iv).Она не пришла.
Мне с трудом удается набирать слова. Она не пришла. Разумеется, она не пришла.
XXXVI(i).Послеобеденная атмосфера в «Гербе Черчилля» была сонной, общий зал как будто замер. Марк закурил, и вскоре дым заслонил солнечный свет, разделил зал от угла до угла. Наискосок от них весело помигивал лампочками автомат с викториной «Самый умный». Несколько раз в день на автомате играл Дориан, их однокурсник. Начинал он тогда, когда автомат, по его словам, был готов к дойке. Готовность к дойке означала — в автомате скопилось много монет, брошенных туристами. Поэтому вопросы викторины становились легче, приходилось отвечать на меньшее количество, чтобы получить главный приз — двадцать фунтов.
Дориан тщательно записывал вопросы, на которые он ответил неверно, и почти все вечера проводил в библиотеке. Он завел особую красную папку, где содержалось множество сведений, и по часу каждый день заучивал новые факты. Все это Джолион рассказал Чаду несколько месяцев назад, и Чад запомнил. У него-то и родилась идея.
Войдя в паб, Дориан целеустремленно зашагал к автомату. По пути он озирался по сторонам, Джолион помахал ему рукой и жестом подозвал к их столу. Вблизи стало заметно — задний брючный карман у Дориана оттопыривается от пригоршни фунтовых монет, карман походил на геморроидальную шишку.
Джолион поздоровался, они пожали друг другу руки. Дориан кивнул остальным — Чаду, Марку и Джеку.
— Сколько ты надаиваешь из автомата в последнее время? — спросил Джолион.
— В плохие дни однозначные цифры. А в хорошие дни — двадцатку, а иногда и тридцатку.
Джолион одобрительно улыбнулся, Дориан нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он не злился, просто ему хотелось поскорее приступить к делу.
— Не возражаешь, если мы к тебе присоединимся?
Дориан хмыкнул. Он не мог отказать Джолиону — Джолиону вообще мало кто мог отказать. Правда, Дориан продолжал переминаться, втайне желая, чтобы его скорее отпустили.
— Н-ну… наверное… — Он стал раскачиваться сильнее.
— Если ты против, так и скажи.