— Да пошел ты, Джолион!
Дэ схватила листок и прочла вслух:
— «Портрет Дориана Гнева, часть вторая»… После того разноса, который тебе устроил Дориан, ты понимаешь, он обошелся с тобой несправедливо. Ведь ты только хотел помочь ему победить. Вот подойдешь к нему в баре и объявишь об этом, а потом достанешь из кармана кожаную перчатку, хлестнешь его по лицу и вызовешь на кулачный бой.
Общая идея принадлежала Чаду, а кожаную перчатку и кулачный бой предложил Джек.
— Во-первых, это глупо. — Марк еле удерживался, чтобы не сорваться на крик. — С каких пор студенты дерутся на кулаках? В Питте вообще не дерутся! Никто не воспримет меня всерьез, это же нелепо!
— Значит, задание не такое уж и сложное, — ответил Чад. — Все решат, ты просто так по-дурацки пошутил, ведь и так знают: ты неуравновешенный тип. Видел «Маятник» на прошлой неделе?
— А если он согласится? — Марк развернулся и метнул в Чада испепеляющий взгляд.
Чад изобразил смущение:
— Да перестань, ты только что сам сказал, в Питте не дерутся. С какой стати Дориану соглашаться?
Потом заговорил Джолион, по-прежнему сдержанно и негромко:
— Если Дориан согласится, Марк, все зависит от тебя. Либо ты доведешь дело до конца, либо пойдешь на попятный. Как ты решишь, так и будет.
— Джолион, а ты вообще заткни свой поганый рот! Тебя я не спрашивал! — Стараясь не выходить из себя, Марк глубоко вздохнул. — Ладно, подойду к нему на заднем дворе или в «Черчилле». Но только не при всех в баре.
— Что?! — удивился Чад. — Марк, неужели смысл нашей Игры дошел до тебя только что?
— Извини, Марк. — Дэ небрежно поправила перо на шляпе. — Ты обязан выполнить задание в точности так, как здесь написано.
— Тогда, повторяю, я воспользуюсь правом вето, — сказал Марк.
В голосе Джолиона послышались нотки раздражения:
— Никакого права вето у нас нет. Прекрати, Марк, ты и сам прекрасно понимаешь свою неправоту. Или у тебя и на это ума не хватает?
Марк развернулся к Джолиону с презрительной миной, но неожиданно вырвал у Дэ листок с заданием, смял его, быстро сунул в рот и стал катать на языке, как виноградину. Затем он проглотил бумажный шарик, громко рыгнул и злобно прошипел:
— Что, съел, гад ползучий?
Средний протяжно вздохнул, Чад обернулся к нему и увидел, как тот качает головой, глядя на пол между своими ногами.
Джолион сбросил всякую мягкость и взвился:
— Я гад? Ну конечно, ведь я не считаю себя лучше других настолько, что сам себе позволяю нарушать правила!
— Пошел ты, Джолион!
Эмилия положила руку Джолиону на плечо, пытаясь его успокоить, но он грубо отпихнул ее.
— Нет, Марк, я-то никуда не пойду. Не я сейчас обосрался при всех. Не я хотел всех уделать и не выполнить задание. И без залога тоже останусь не я.
— Ах вот оно что! Джолион, мать твою, ты кем себя воображаешь? Мастер Игры вонючий!
Глаза Джолиона стали похожи на металлические шарики, какими стреляют из рогатки, и он жестко заговорил:
— Кем я себя воображаю? Я, Марк, действую по правилам, стараюсь запомнить, какие карты уже сданы, и не делаю идиотских ошибок, из-за которых получаю два задания за один раунд. Кстати, не только я играю на порядок лучше тебя. Вот мой ответ на твой вопрос. А теперь хочу спросить тебя. Ты-то кто такой, Марк? Мне приходит в голову единственный ответ — ты идиот, Марк, мать твою, вот кто ты!
— Что ты сейчас сказал?
— Я сказал, что ты — идиот. В самом деле идиот. Наверное, ты просто плохо соображаешь. Как ты думаешь, почему тебе всегда достается больше заданий, чем остальным? Дело не в невезении и не в плохих картах. Дело в том, Марк, что ты тупой.
С самых первых дней их дружбы все, кроме Эмилии, не скупились на бранные слова и непристойности. Каждую ночь они вместе ели, пили и спорили. Часто ругались, но никто не обижался. Разве что Эмилия иногда кривилась, да и то едва заметно. И Чад, наслаждаясь словесными перепалками, чувствовал себя непринужденнее и все чаще вставлял в свою речь «козлов» и «гондонов». Но до сих пор они не ссорились всерьез, предмет спора исчезал со следующей кружкой пива. Каждый понимал: обзывая кого-то, друзья ничего плохого в виду не имеют, просто эмоционально заявляют о своем несогласии. До сих пор они еще ни разу не переходили на личности. И никогда еще всерьез не объявляли кого-то дураком.
Марк вскочил:
— Ну все, Джолион, с меня хватит. Пошел ты, говнюк! — Марк оскалился, как будто выгрызал ругательства из воздуха. — Наш Джолион замечательно ловко управляется с картами, как и со всем на свете! Так вот, ты говнюк. Да, ты, Джолион, хоть ты и изображаешь из себя человека эпохи Возрождения — Джолион-всезнайка, Джолион-любимчик! Ты просто мошенник, вот ты кто! Я прекрасно понимаю, чем ты занимаешься. Ты впариваешь всем свои банальности, красивые, но совершенно пустые идейки, и только делаешь вид, что тебе не наплевать на других. Взять хоть Чада. Можно подумать, тебе не насрать на его мнение! На всей земле нет ни одного человека, которого ты бы втайне не презирал по тысяче неясных причин. И тут же ты вешаешь всем лапшу на уши насчет врожденной порядочности и так далее. Ты просто упиваешься своей властью! А что такое твоя поганая Игра? Все равно что отрывать крылышки у бабочек или травить толстяков. Так что… достал ты меня окончательно. — Марк принялся раскачиваться, как будто хотел получше замахнуться. — Ты, Джолион, самый обыкновенный гад, любишь издеваться над другими. Такие гады есть в каждой школе, они задирают и достают слабых. У тебя не все в порядке с головой. Ты пустышка и притворщик. И когда то же самое сообразит еще кто-то за этим столом, ты дорого за все заплатишь… Джо!
Джолион привстал, но Эмилия нажала ему на плечо и удержала на месте, а сама вскочила и закричала:
— Хватит! Сейчас же прекратите оба! Джолион, не смей ничего говорить! Я серьезно! Ни слова! А ты, Марк, сядь и заткнись, я не шучу!
Марк сел и скрестил руки на груди.
— Слушайте меня! — После этих слов Эмилия слегка притормозила. — Вот что мы сейчас сделаем… мы проголосуем. Да, вот именно. Проголосуем за право вето, предложенное Марком. Каждый имеет право один-единственный раз им воспользоваться. Если мы проголосуем за, Марк, если захочет, воспользуется своим правом сегодня.
Джолион хлопнул ладонью по столешнице:
— Ты не имеешь права, нет…
— Нет, Джолион, имею. Извини, но ты не прав. Сейчас не время для твоих железобетонных принципов, здесь мы имеем дело не с теориями и не с системами правосудия из учебников. Мы все друзья и живем реальной жизнью, где иногда можно и забыть о своей непримиримости. Так что… или ты соглашаешься, или я сейчас же уйду и больше сюда не вернусь.
Джолиону больших трудов стоило удержаться от возражений. Он понимал: если слова слетят с его губ слишком быстро, пути назад уже не будет, и все разлетится на куски, станет неуправляемым.