Полный отвращения взгляд Купера говорил: неужели нельзя придумать что-нибудь поинтереснее?
— Даже если у детектива Куррана проблемы с кишечником, меня это не касается. — Он отвернулся, чтобы бросить перчатки в бак для биологических отходов. Лязг крышки дал понять, что разговор окончен.
— Детектив Курран должен присутствовать на вскрытии Джека Спейна, — спокойно ответил я. — По-моему, это важно. Я прилагаю все усилия, чтобы расследование шло полным ходом, и мне хотелось бы думать, что моему примеру последуют и остальные.
Купер неторопливо развернулся. Взгляд у него был словно у акулы.
— Позвольте полюбопытствовать: вы пытаетесь учить меня тому, как вести вскрытие?
— Нет, — возразил я, и глазом не моргнув. — Я объясняю вам, как я веду расследование.
Его рот сжался плотнее, чем кошачий анус, но, в конце концов, Купер повел плечами.
— Следующие пятнадцать минут я потрачу на диктовку заметок об Эмме Спейн, а затем перейду к Джеку Спейну. Тот, кто будет находиться в комнате, когда я приступлю к работе, может остаться. Все прочие не должны входить в помещение, чтобы не помешать проведению еще одного вскрытия.
Мы оба понимали, что рано или поздно мне придется за это заплатить.
— Спасибо, доктор. Я вам очень признателен.
— Поверьте, детектив, благодарить меня незачем: я ни на йоту не отступлю от заведенного порядка — ни ради вас, ни ради детектива Куррана. И раз уж речь зашла о заведенном порядке, я должен сообщить, что не разговариваю на посторонние темы в промежутках между вскрытиями.
Он отвернулся и снова начал диктовать в микрофон.
Уходя, я — за спиной у Купера — привлек внимание ассистента и указал на него пальцем. Тот попытался изобразить оскорбленную невинность (что ему совсем не шло), однако я продолжал смотреть на него до тех пор, пока он не отвел взгляд. Если пойдут слухи, он знает, кого я буду искать.
На траве еще лежал иней, но свет уже стал жемчужным, бледно-серым: наступило утро. Больница начала готовиться к новому дню. Две пожилые женщины в своих лучших пальто шли вверх по лестнице, поддерживая друг друга, и громко обсуждали проблемы, о которых я бы предпочел ничего не знать. Какой-то парень в халате курил у дверей.
Ричи сидел на невысокой ограде недалеко от входа и рассматривал свои ботинки. Руки он засунул в карманы серого пиджака — вполне пристойного, кстати, — однако на нем он смотрелся словно джинсовая куртка.
Моя тень упала на него, но он не взглянул в мою сторону.
— Извините, — сказал Ричи.
— Не за что извиняться — по крайней мере, передо мной.
— Он закончил?
— Закончил с Эммой. Скоро перейдет к Джеку.
— Боже мой, — тихо сказал Ричи, глядя на небо — то ли молясь, то ли проклиная.
— Дети — это жесть. Тут ничего не попишешь. Все мы делаем вид, что ничего такого не происходит, однако это действует на всех — и притом каждый раз.
— Я думал, что выдержу. Я был уверен в этом.
— Так и надо. Думай о позитиве; на нашей работе сомнения убивают.
— Со мной никогда такого не случалось, честное слово. На месте преступления все было супер. Никаких проблем.
— Да, все было супер. Место преступления — другое дело: там сначала приходишь в ужас, но потом все худшее уже позади. Это зрелище тебя не преследует.
Ричи сглотнул, и я увидел, как дрогнул его кадык.
— Наверное, я не гожусь для этой работы, — сказал он так, будто ему больно выговаривать слова.
— Ты уверен, что хочешь быть следователем?
— Всю жизнь мечтал. В детстве увидел передачу по телику — документальный фильм, а не какую-то выдуманную фигню. — Быстрый взгляд в мою сторону — проверить, не смеюсь ли я над ним. — Какое-то старое дело — в сельской местности убили девушку. Детектив рассказывал о том, как они нашли убийцу. Я подумал, что этот парень — самый умный человек, которого я видел, понимаете? Он был куда умнее профессоров и всех прочих, потому что он добивался результатов. И я решил: вот оно, вот то, чем я хочу заниматься.
— И сейчас ты учишься. Я же говорил вчера — тебе нужно время. Не жди, что все получится в первый же день.
— Угу. Возможно, этот ваш Куигли прав — мне нужно валить к чертовой матери обратно в транспортный отдел, арестовывать таких же лопухов, как я.
— Он это говорил вчера, когда я был у старшего?
Ричи провел рукой по волосам.
— Не важно, — устало сказал он. — На Куигли мне плевать — ну разве что он окажется прав.
Я стряхнул пыль с участка стены и сел рядом.
— Ричи, сынок, я хочу тебя кое о чем спросить.
Он повернулся ко мне. На лице у него снова появилось выражение «съел что-то не то», и я испугался, что его вырвет на мой костюм, но все же решил рискнуть.
— Ты, наверное, знаешь, что у меня самая высокая раскрываемость в отделе.
— Да, я сразу это узнал. Когда старший инспектор отправил меня к вам, я только порадовался.
— И теперь, когда у тебя был шанс увидеть меня за работой, скажи — откуда берется такая раскрываемость?
Ричи, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке: было ясно, что он задавал себе тот же вопрос и не смог найти ответа.
— Может, дело в том, что я самый умный в отделе?
Он то ли пожал плечами, то ли замялся.
— Откуда я знаю?
— Иными словами — нет. Может, я ясновидящий — один из тех, кого показывают по телевизору?
— Я же сказал: откуда…
— Откуда ты знаешь. Точно. Тогда я отвечу за тебя: мозг и инстинкты у меня не лучше, чем у всех остальных.
— Я так не говорил.
В тусклом утреннем свете его лицо казалось узким, встревоженным — и отчаянно молодым.
— Знаю. Но это дела не меняет: я не гений. Да, я хотел бы им быть, и какое-то время мне казалось, что я особенный. В этом я не сомневался.
Ричи настороженно следил за мной, пытаясь решить, отчитывают его или нет.
— А когда…
— Когда я понял, что я не супермен?
— Ну да. Наверно.
Зеленые пятна холмов то появлялись из тумана, то исчезали. Понять, где кончается земля и начинается небо, было невозможно.
— Значительно позднее, чем следовало, — ответил я. — Точно не помню. Скажем так: это стало очевидно, когда я повзрослел и поумнел. Я делал ошибки, которых можно было избежать, пропускал то, что супермен бы заметил. И, что самое главное, мне довелось работать с парнями, на которых я хотел быть похожим. И оказалось, что я достаточно смышлен, чтобы заметить разницу между ими и мной. Умен настолько, чтобы осознать нехватку ума.