«Чёрт возьми, я ответил вам. И не вечер, а ночь!» — хотел выпалить Сергей, но язык не слушался.
— Дьявольщина какая-то, — с трудом пробормотал он и, ошарашено посмотрев на остальных, накинул полотенце, направившись вслед странному человеку с твёрдым намерением задать тому пару вопросов. Палуба была пуста.
Обед прошёл относительно спокойно. Лишь молодой парень с девушкой, бойко общаясь по-испански, на секунду зашли в ресторан, но, видимо, передумав, тут же покинули зал. Больше ничто не нарушало его относительного уединения.
— Можно? — Сергей постучал в приоткрытую дверь каюты.
— Да-да, входите!
Он узнал вчерашний голос. Толкнув дверь и сделав шаг вперёд, мужчина остолбенел: перед ним стояла обнаженная женщина.
— Проходите, проходите, что же вы встали? — вчерашняя знакомая удивлённо, будто всё так и должно было быть, но как-то загадочно смотрела на него.
— Э-э-э… может… попозже, — пролепетал мужчина, откровенно растерявшись и не понимая, что делать.
— Ну что вы, самое время, — как-то даже весело ответила она, — мы ведь договаривались, не так ли?
— Да, да. — Всё ещё не соображая, но почему-то уже двигаясь вперёд, быстро проговорил он.
Женщина провела ладонью по своему лбу.
— Полетаем? — тихо спросила она и, взяв его за руку, потянула за собой.
Сергей почувствовал, что ноги отрываются от пола, и тело, которое уже не ощущалось, поплыло вместе с ним.
— Ты опять за своё! — крик Регонда из распахнутой двери заставил Сергея вздрогнуть.
Но было уже поздно. Стремительно миновав каюту палубой выше, где в каком-то сумасшествии метались по кровати парень и девушка из обеденной его истории, они вырвались наружу. «Уже ночь!» — подумал он, но не удивился. Было нечто другое, чему следовало удивляться сейчас.
— Держись крепче, — прокричала спутница, и небо, расколовшись пополам, раскрыло им чернеющую бездну.
Несколько мгновений немого восторга не дали Сергею почувствовать, что ветер в его ногах стал усиливаться, быстро превращаясь в вихрь, и потянул тело вниз. Рука разжалась. Он с ужасом поднял голову — женщина, почему-то улыбаясь, стала отдаляться с огромной скоростью, теряясь из виду. Ещё через мгновение он видел уже точку.
— Сатир! Сатир! — огромный кулак с таким грохотом опустился на дубовый стол, что вздрогнули не только приборы, чудом уцелевшие при этом, но и люди вокруг. — Это что? Для чего это? Я вас спрашиваю! — рокотал голос. Человек в золотых аксельбантах, чуть поднимаясь в кресле и глядя на помощника, потрясал книжечкой в левой руке так, что, казалось, её красивый переплет вот-вот не выдержит и надломится.
— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! — голос того, что был рядом, стал тише. — Николай Васильевич, как дворянин, не хотел ничего дурного, ведь так, Николай Васильевич? Совершеннейший пустяк. Помилуйте! — Он обернулся к человеку в длиннополом сюртуке, который стоял понурив голову за его спиной, делая выразительный знак глазами. Болезненное лицо ничего не выражало. Не дождавшись ответа и мгновенно скрыв возникшее было недоумение, помощник снова повернулся к столу. — Он и сам сожалеет, что так вышло-с, посмотрите, на нем же лица нет. Как у режиссёра, на набережной. Помните?
— Лица нет… Лица нет… Лица нет… — разнеслось по залу. Все с удивлением посмотрели вверх. Эхо стихло. Каждый подумал, что показалось только ему. Никому не хотелось выглядеть идиотом.
— И по-вашему, это совершеннейший пустяк?! А орден! Вы посмотрите, посмотрите только, что он пишет! — человек за дубовым столом держал уже лист бумаги. Поправив пенсне, он прочёл: «За служение высокому… лично мне…» — Не дурно-с?! Станислава с мечами! Я принуждён разочаровать вас, сударь, — говоривший кинул взгляд на длиннополый сюртук, — постарайтесь не докучать боле. Да-с! Сделайте милость! — И, поворачиваясь к помощнику, в гневе процедил: — Он или вы здесь сошли с ума?! — Кулак снова опустился на стол. — Соображать надобно-с!.. Только представьте, чтоб я сам на себя писал прошение об ордене!
— Но желание, ваше превосходительство, желание принадлежать к «высокому». Признание, так сказать. Куда же без него-с. Почитай лет десять как мечтают-с, — вновь вкрадчиво, исподлобья глядя на своего протеже, начал второй. — Да разве ж не все желают? Помилуйте, ваше превосходительство. И потом, заветная мечта — принадлежать-то, ведь так, Николай Васильевич? Так? — настойчиво повторил он. Человек в сюртуке закивал головой. — А орден, ну что орден, мы бы и сами…
— Сгною! Всех сгною! — перебил его человек в аксельбантах. — Хотите, чтоб надо мной смеялся весь Петербург? Вон, — словно обессилев, произнёс он, сильно закашлялся и, с трудом нащупывая рукой подлокотник, повалился в кресло. Помощник бросился наливать воду из графина.
Мужчина в сюртуке, ещё больше сгорбившись, пятясь, вышел из зала.
— Кто у нас ещё там? — через минуту сипло прохрипел человек за дубовым столом.
— Тютчев. Фёдор Иванович Тютчев, — подобострастно склоняясь, произнёс второй, — ещё Фёдоров Николай, библиотекарь с Румянцевской, Булгаков Сергей Николаевич, ваше превосходительство, марксист. Ну и этот-с, господин Флоренский. В который раз уже, прости господи.
— Нет уж, последних только с митрополитом!
— Подъехали-с. Чаёвничают пока, ждут-с. А, простите, Булгакова-то к ним зачем-с?
— Отец-то священник. Не худо бы напомнить. Чует моё сердце, увернётся он от этих, как их…
— Марксисты-с.
— Вот, вот. А потом сраму не оберёшься. Власть-то преемственна! Кому свинью подкладываем? Понимать надо-с! — Он погрозил помощнику указательным пальцем. — Ведь и в пятую кавказскую читать будут! Насилу тогда управились! В зачатке душить, в зачатке! — Его рука сжалась в трясущийся кулак.
И только сейчас оба заметили Сергея, замершего в углу.
— А это кто таков? — грозно спросил первый, с непониманием оглядывая одежду незнакомца. — Кто таков, спрашиваю? Нет, я решительно не понимаю… — Он снова начал подниматься из-за стола.
— Нобеля… — дрожащим голосом выдавил незваный гость. — Что же вы с Гоголем-то творите? Совестью российской.
— Чего-с? Чего-с изволили сказать? — помощник нисколько не смутился, однако, заставив тем самым изумиться ещё больше человека в аксельбантах.
— Да что тут происходит? — зарычал тот. — Какой ещё Нобель?! Почему не записан?!
— Торговец смертью, динамитный король. Тот, что учредил знаменитые премии. — Сергей взял себя в руки.
— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Чтобы он не совершил… дурного-с… — помощник зло глянул в сторону гостя, — ежели что… искупил, искупил, вот-с. По сей день премии получают-с!
— Кровавые! И не все берут! — выкрикнул Сергей. — Журналисты перепутали смерть брата с его собственной. И назвали в некрологе, как и следовало, — миллионер на крови! Только страх, что это и останется после него, заставил Нобеля учредить свой фонд. Только страх! А вовсе не перемена взглядов на мораль!