— Я здесь подумал, в имение его нельзя. Именно там и будут искать в первую очередь, — уверенно включился в разговор Сергей, отряхивая пыль и сообразив, что сам нужен подругам.
— А зачем туда, в прежнюю жизнь? Есть место получше… и поближе. Здесь. К собратьям по перу! — прищурясь и загадочно кивнув Софии, произнесла Хельма.
— Это куда же? — глянув на поэта, настороженно спросил Сергей.
— Неважно. Жив будет. Да и сам не минуешь прощальной сцены. Кажется, так запланировано? — София, переведя взгляд с подруги, уже весело смотрела на него. — А мне пора на Большую Никитскую. Да и тебе, дорогая… в Лувр! — добавила она, потешаясь над недоумением пленников. — Ну, милая, раз, два, три! — И женщины одновременно хлопнули в ладоши.
Раздался низкий гул, всё померкло.
Яркий луч солнца заставил мужчину закрыть глаза. Кто-то тряс его за плечо. Обернувшись, Сергей увидел Алексея.
— Вот распечатка.
— Распечатка чего?
— Новой главы из книги, как просили, — явно озадаченный вопросом, ответил парень.
Только тут Сергей вспомнил, что ждёт племянника на «Олимпик Плаза» уже добрых полчаса:
— Лёха, ё-моё, я думал, ты проскочил раньше, не стал ждать… хотел уходить.
— Да не… чуть задержался. Ну ладно, я тороплюсь на работу.
Они расстались. Сергей вспомнил, что договаривался о встрече именно в этом месте, но что между ожиданием и самой встречей произошло нечто невероятное, хотя и похожее на происходившее в последнее время, но и которое ни по месту, ни по времени не имело ничего общего с прежними событиями. «Да, докатился. Остается исчезнуть прямо из-за стола, тогда точно сдадут, — вспомнив странные глаза супруги, подумал он. — Так я хотел… да, купить подложницы к сервизу».
Последнее время Сергей увлекся миниатюрными соусницами с фарфоровыми ложечками, лимонницами, так украшавшими, по его мнению, трапезу, мелкими предметами и прочими совершенно ненужными, на взгляд жены, вещицами. «Может, оттого она смотрела так странно, а ты надумал чёрт-те что». — Догадка успокоила. — Этим и займёмся», — решил мужчина и направился исполнять требование души. Так, по крайней мере, ему казалось в то солнечное утро.
День удался. Всё желаемое Сергей выполнил. Уже вечером, ложась спать, он почему-то долго вспоминал, что связано в его планах с завтрашним днём: тридцатого апреля «Спартак» играет с ЦСКА. Дерби… Нет, не то. Так, вздыхая, незаметно для себя мужчина уснул.
Утром, захватив, как обычно, ноутбук и направившись было к двери, остановился. Стоп. Сегодня Вальпургиева ночь. Вот что не давало покоя вчера. Ай да Вера Петровна! Прошёл ровно год с того дня, как она предупредила об этом. И Сергей помнил, чем закончилось тогда напоминание. «Нельзя сегодня работать. Ни в коем случае. Ничего писать не буду, — решил мужчина, потоптавшись в прихожей. — Самое паршивое в жизни — когда вот так неожиданно меняются планы». — Он не мог этого терпеть. Что ж, не лучшее свойство собственной натуры — неспособность мгновенно перестроиться — было хорошо знакомо. В растерянности Сергей присел на маленький плетёный стул. День, как и настроение, вконец испорченный, не изменил ни долгожданный матч, ни кружка пива «Лёфф».
Впрочем, было слишком поздно. Веретёна судеб нескольких персонажей упруго жужжали почти в унисон, уже не один день ожидая конца. Гулкие переходы уже наполнялись реющим звуком ударов бесчисленных маятников. И, торопя развязку, нагоняли и перегоняли друг друга их неисчислимые ритмы.
Молодой человек, сидящий в кресле, закрыл книгу. Часы отбили три ночи. Он поднялся и прошёл в одну из комнат странной квартиры на втором этаже под странным номером сто одиннадцать. Странным, потому что квартир было всего десять. Ещё более странной атмосферой дышал номер дома — одиннадцать. Витиеватая решётка за окном не мешала дождю, который разыгрался не на шутку и барабанил по подоконнику. Туда, в дождь, словно стараясь проникнуть вглубь обречённой вечно падать воды, смотрели два существа — молодой человек и масонский герб на балконе. Один делал это впервые, другой — столетия. В ста метрах, за дорогой, проступали очертания школы. Ни души. Только накатывающий волнами дождь отмывал асфальт и листья деревьев от надоевшей пыли. Вдруг справа на уходящей под уклон дороге появилась молодая женщина. Он увидел сначала красный зонт. «Надо же, как дома, в кабинете», — мелькнула мысль. Женщина быстро прошла мимо. «Так поздно… и в такую непогоду», — покачал головой Сергей и тут же с удивлением заметил, что та возвращается. Пройдя вниз, женщина опять скрылась из виду. Но теперь мужчина, уже с любопытством наблюдал за дорогой. Интуиция не обманула — та появилась вновь. В этот раз, к удивлению, она двигалась медленно. Поравнявшись с окном, зонт неожиданно замер. «Что ты здесь делаешь, незнакомка, что привело тебя в эту ночь именно сюда?» — улыбнувшись самому себе, прошептал он, явно желая понаблюдать за развитием сюжета.
Женщина медленно повернулась в его сторону. Красный зонт сначала наклонился и тут же схлопнулся. Глаза их встретились. Сердце Сергея замерло. Внизу, глядя на окно, стояла дочь.
«Это ты, что делаешь здесь ты? — отчетливо вдруг услышал он и, отпрянув, успел заметить, как струи ливня распластали волосы по самому близкому, самому любимому лицу в такой бесконечной стене дождя его жизни.
«Зонт, красный зонт посреди снега, на картине, на стене кабинета. Тот, который унесло время!» — Пережитое на мгновение ожило в нем.
— Уносит и тебя, прямо сейчас. Разве ты не читал мои строки на открытках в дни рождения? Не нужно торопить время. Не нужно любить прошедшую двенадцать лет назад женщину. Разве не помнишь тот разговор? — голос дочери не замечал ничего вокруг, кроме безмерно одинокого мужчины в странной квартире.
Конечно же, он помнил. Вечер, двенадцать тысяч километров и телефон, соединивший двух людей, может быть, в самом необходимом для них. Мужчина опустил голову:
— Понимаешь, доча, ты не куришь, алкоголь и наркотики — не из твоей жизни, — начал он тихо. — Ты отдала свой долг родителям. Добавила им много лет. Больше нам ничего не нужно. А всё остальное… нужно ли оно, решать тебе и только для себя.
— А что же остальное?
— Ну, к примеру, выходить ли замуж, рожать детей. Иметь ли успех или деньги.
— Успех?
— Да. Помни, я никогда не перепутаю радость родительскую с радостью за «успех» ребёнка в публичном его понимании. Или с радостью за удачное замужество. Если «удачное» оно оттого, что супруг известен и уважаем. А значит, счастье и благополучие прилагаются. И если такой шаг ты сделаешь для меня, для нашего спокойствия, знай, ты совершишь ошибку. Ничего из этого мы не получим. Не получишь и ты. Такой ход событий худший из возможных.
— Но ведь все хотят выйти замуж… Именно так. Разве не естественно? — так же тихо спросила она.
— Если неестественны цели, ущербно и будущее. Не станет ничего тщательней скрываемого тобой, чем его ущербность. И от нас тоже. Нет ничего тяжелее прятать слёзы и улыбаться людям. Хуже только убеждать их, что счастлива, ибо толкаешь на то же самое. Здесь уже предательство и преступление перед ними. Это занятие утешает многих. Но ты — не «многие». Нужно только понять себя. Не споткнуться. Не погубить.