Я наклонился к иллюминатору: яростные порывы ветра взметали тучи снега и расшвыривали их по сторонам.
— Вертолету не грозит обледенение? — спросил я.
— Нет, — ответил Егоров, — воздуховоды двигателя оборудованы обогревателями, так что машина противостоит обледенению даже при очень низких температурах.
Желтый луч полоснул по кабине, и Егоров со вздохом облегчения сообщил, что это фары бензовозов. После залива топлива, потребовавшего участия всех людей Егорова, пришлось ждать, когда повысится температура. Наконец мы взлетели, и два часа жестянку болтало, как яхту в девятибалльный шторм. Кейру мутило, и я как мог успокаивал и утешал ее. Наконец небо прояснилось.
— В Сибири в это время года такое часто случается, — сказал Егоров, — но худшее позади. У нас впереди четыре часа полета, отдыхайте: когда будем на месте, придется хорошенько потрудиться, чтобы быстро разбить лагерь.
От еды мы отказались: измученные тряской желудки отвергли бы любую пищу, и Кейра уснула, положив голову мне на колени. Я наклонился к иллюминатору.
— Мы в шестистах метрах над поверхностью Карского моря, — объяснил Егоров, кивком указав направление на север. — Нашим шумерам понадобилось куда больше времени, чем нам, чтобы добраться сюда!
Кейра выпрямилась, попыталась хоть что-нибудь разглядеть, и Егоров предложил ей пройти в кабину. Второй пилот уступил ей кресло, я встал сзади. Она была заворожена, очарована и так счастлива, что я забыл все свои сомнения. От этой рискованной авантюры у нас останутся потрясающие общие воспоминания, значит, дело того стоит.
— Дети не поверят, если ты однажды решишь все им рассказать! — крикнул я.
Она не обернулась, но ответила тонким голоском, который всегда так меня заводил:
— Ты так намекаешь, что хочешь детей?
Гостиница «Балчуг Кемпински»
Москва пил чай с молодой женщиной, которая явно не была его женой. Народу в холле гостиницы собралось много, официанты бесшумно сновали между креслами, разнося чай и крошечные пирожные туристам и бизнесменам, любившим назначать встречи в этом шикарном месте.
На табурет у стойки сел мужчина и повернулся к Москве. Как только их взгляды встретились, Москва извинился перед спутницей и направился к бару.
— Что вы здесь делаете? — спросил он, устраиваясь на соседнем табурете.
— Сожалею, что побеспокоил вас, но вынужден доложить: сегодня утром у нас ничего не вышло.
— Ваши люди ни на что не годятся! Я обещал Лондону, что дело будет сделано сегодня к вечеру, и надеялся услышать, что парочка летит в Англию.
— Мы не могли действовать: они покинули владения Егорова под охраной, а потом улетели вместе с ним на вертолете.
Москва пребывал в бешенстве от собственного бессилия: он не сумел бы вмешаться, не пролив море крови, ведь нас защищали люди Егорова.
— Куда они летят?
— По полетному плану, о котором сегодня утром сообщил Егоров, вертолет должен был приземлиться в Лесосибирске, но отклонился от маршрута и почти сразу исчез с экранов радаров.
— Хорошо бы он рухнул и разбился!
— Это вполне вероятно, была очень сильная снежная буря.
— Они могли сесть и переждать.
— Буря ушла, но вертушка на экраны не вернулась.
— Это означает, что пилот сумел обмануть радары. Мы их потеряли.
— Не совсем, я учел такую возможность. Два нефтеналивных грузовика с двенадцатью тысячами литров керосина выехали из Пыть-Яха вскоре после полудня и вернулись на базу только спустя четыре часа. Если они слили горючее для вертолета Егорова, это произошло на полпути к Ханты-Мансийску, то есть в двух часах езды от Пыть-Яха.
— Но мы все равно не знаем, куда точно летел этот вертолет.
— Нет, но я сделал дополнительные расчеты. Дальность полета Ми-26 — шестьсот километров, не больше, с учетом встречного ветра. С момента взлета они, вероятно, шли по прямой до места первой посадки. Если и дальше будут следовать тем же курсом, то приземлятся в Республике Коми, где-то в окрестностях Вуктыла, еще до наступления темноты.
— У вас есть хоть малейшая идея насчет того, зачем они туда направляются?
— Пока нет, но причины наверняка серьезные, не зря же они преодолели три тысячи километров, проведя одиннадцать часов в полете. Если вылетим завтра утром из Екатеринбурга на «Сикорском», в полдень начнем поиски и обнаружим их.
— Нет, поступим иначе. Они не должны нас заметить, иначе мгновенно скроются. Ищите место вероятной посадки. Расспрашивайте местных жителей — не сами, поручите это районной милиции, возможно, кто-то видел вертолет. Как только что-нибудь узнаете, звоните мне на мобильный в любое время, даже ночью. И соберите штурмовую группу. Если эти болваны укрылись в безлюдном месте, мы сможем действовать без помех.
Мань-Пупу-нёр
Пилот объявил, что мы подлетаем. Мы вернулись на свои места, второй пилот занял кресло в кабине, но Егоров пригласил нас полюбоваться открывающимся видом.
На высоком, сливающемся с горизонтом плато стояли семь каменных исполинов. Природа трудилась над застывшими в неподвижности камнями двести миллионов лет, оставив нам в наследство один из самых впечатляющих геологических памятников планеты. Гиганты поражали не только размерами, но и расположением. Шесть статуй выстроились полукругом напротив седьмого. Белые снеговые шубы словно защищали их от холода. Я повернулся к Егорову: он был явно взволнован.
— Не думал, что когда-нибудь вернусь сюда, — прошептал он. — Сколько воспоминаний!
Вертолет снижался, взвихряя снег на земле.
— На языке манси Мань-Пупу-нёр означает «малая гора идолов», — продолжил Егоров.
В стародавние времена сюда могли приходить только шаманы народа манси. О семи уральских исполинах сложено множество легенд. Одна из них повествует о ссоре между шаманом и шестью явившимися из ада великанами, которые хотели перейти через горы. у Шаман обратил их в камень, но и сам погиб, став пленником седьмого каменного истукана, того, что стоит лицом к шести остальным. Зимой попасть на плато невозможно, во всяком случае без специальной подготовки, разве что по воздуху.
Вертолет сел, пилот выключил двигатель, и кабину заполнил вой ветра.
— Выходим, — скомандовал Егоров, — у нас мало времени.
Его люди отстегнули крепежные ремни и начали распаковывать грузы. В двух первых контейнерах находились шесть трехместных снегоходов, в других — покрытые брезентом упряжки. Когда задний борт откинули, ледяной ветер проник внутрь. Егоров знаком поторопил пас: каждый должен был сделать свою часть работы, чтобы успеть разбить лагерь до наступления ночи.
— Умеете управлять снегоходом? — спросил он.
Я ездил по Лондону на мотоцикле… на заднем сиденье. в качестве пассажира. Полозья и гусеницы наверняка делали машину более устойчивой. Я кивнул. Егоров, видимо., усомнился в моих умениях: когда я начал искать ножной, как у мотоцикла, стартер, он закатил глаза и показал, где находится электрическое пусковое устройство.