От этой страшной картины, от этих ударов, от рева беснующейся и гибнущей толпы дикая боль, оглушительно нарастая, стремительно сдавила виски. И вдруг страшная догадка пронзила ее. На каждом кресте был распят Христос. Такого ужаса она еще никогда не испытывала.
В то же мгновение мысль о том, что если сейчас же, в этот миг, она ничего не сделает, то ее голову просто разорвет, заставила Леру отпрянуть назад. Видение исчезло.
— Вот так из века в век они продолжают делать свою работу, — раздалось у нее за спиной. — Они это делали всю жизнь, так что навыки у них есть. Некоторые выбирают молот потяжелее, чтобы быстрее покончить с этим и умереть. Но их помощники, когда-то избранные ими, дают им тогда гвозди потолще, и отказаться от них нельзя. Посмотри направо, видишь того, невысокого, у него молот с позолоченной рукояткой? Даже здесь он не смог отказаться от своего пристрастия. Никогда им не закончить страшную работу.
— А те… двое?
— Они выносят приговор. Каждый имеет право вынести свой собственный приговор.
— ???
Словно не заметив ее удивленного взгляда, он продолжил:
— Ну как? Ты по-прежнему готова поделиться добротой, не зная, что они совершили?
Все еще в ужасе от увиденного, под взглядами тысяч умоляющих глаз, Лера судорожно сглотнула. Через мгновение она тихо прошептала:
— Да.
— Тебе придется все узнать. Тогда ты должна будешь взять у них часть этого зла. И начало пути здесь, место твоей первой ступени будет зависеть от его количества. Поверь, оно будет далеко отсюда, и нам придется расстаться. Кроме того, полученное зло уйдет к твоим близким и изменит их судьбу. Причем большая часть достанется твоему младшему сыну. Тебе же твоя жертва не зачтется.
При жизни у Леры часто опускались руки, и привыкнуть она к этому не смогла. В такие минуты ей ничего не помогало. Она просто уединялась или убегала. От кого или от чего — над этим она не задумывалась. Но такой подавленности и опустошенности она еще не испытывала. Таких бесчеловечных условий ей еще никто не ставил. Ужасная мысль мелькнула в голове, но она сразу же прогнала ее прочь как невероятную.
— Поверь, каждый получает здесь по заслугам, исключений нет.
— Но это ужасно. Жестоко.
— Память о них там, на земле, держит здесь их вместе. Слишком много горя они принесли людям, чтобы она стерлась. Они получили свой срок и будут отбывать его, пока жива память о них. Ты многое должна узнать, прежде чем решишься на это, — голос звучал ровно и спокойно. — Тысячи лет они правили миром, возвышаясь над человечеством. Они сознательно ставили себе эту цель и шли к ней всю жизнь. Диктаторы и завоеватели, премьеры и президенты, правители всех мастей были объединены в своих жизнях одним — жаждой власти.
Мелкие предательства и обман, интриги и унижение, подлости и убийства и даже заклание собственных детей — вот их верные спутники на этом пути. Здесь же они суть звенья цепей, тянущих их на дно.
Многие из них стремились к власти, чтобы сделать жизнь людей лучше. Многим казалось, что они достигли цели. Но чистой дороги туда нет, и не замараться нельзя. Сколько всего на этом пути они старались вычеркнуть из памяти, порой обещая себе сделать это в последний раз.
Тщетно. Все повторялось снова. У Сатаны цепкие лапы и мертвая хватка.
Вначале это даже не жажда, а желание. Желание возвыситься над теми, кто находится рядом. К этому, еще маленькому, ручейку дьявол приводит на водопой тысячи людей. Каждый день. Из века в век. И кто глотнул отравы хоть раз, будет мучиться жаждой всю жизнь, отдавая за глоток все.
Власть — особая категория зла. Пьянство, разврат и другие пороки могут объединять людей. Тут они могут быть даже друзьями. Власть же не терпит объединения. Ее родная сестра — зависть. Нельзя завидовать вдвоем, и двоим нельзя получить то, чему завидуешь. И хотя всегда найдутся люди, которые будут помогать властолюбцам, даже пособники обречены. Заразившись таким же желанием, они будут уничтожены. Здесь царствует главный сатанинский закон: хочешь власти — не дай ее другим. Иным путем ее не получишь. Только шагнув в ад.
Тут все по-другому. В этой жиже, как звенья зловещей цепи, обнажаются тайные помыслы и цели, что связывали их по рукам и ногам, когда они старались забыть о них навсегда. Как хотят они сейчас вырваться из трясины под названием "власть", которая некогда была слаще молока матери. Наконец она собрала их всех в одном месте. За одно лишь прикосновение к Божественному свету они готовы претерпеть любые муки. И пройти через эти муки — единственная для них возможность покинуть эту долину.
Среди множества граней у власти есть главная лицевая сторона. Как только человек становится у кормила, он тут же начинает вершить судьбами. Причем судьбами не только тех, кого он наградил, послал на бойню или просто уничтожил, пусть даже словами, а судьбами людей, которых он никогда не видел, не знал и не мог знать. Изменив судьбу лишь некоторых, он невольно, но неотвратимо меняет судьбы их близких, друзей, просто знакомых и вообще всех окружающих его людей. И это — только видимая часть чудовищного механизма. В действительности же, как движение руки по водной глади порождает расходящуюся вдаль зыбь, так и любое действие властей предержащих невидимо и тайно для них отражается в душе каждого живущего на земле.
Это и есть великая мера ответственности за обладание властью. Соответственно ей и плата. Неотвратимость этих зловещих последствий не зависит от ранга или положения и действует всегда безотказно, будь ты президентом или просто режиссером в театре.
— Режиссером? — Столь неожиданный поворот в разговоре смутил ее. Но, быстро взяв себя в руки, она удивленно заметила: — Какая же это власть? Разве что отказать в роли?
Лера была знакома с некоторыми представителями артистических кругов не только в силу своей профессиональной деятельности, но и благодаря родителям. Даже слыла театралкой. Конечно же, она бывала в театрах. Конечно, знала это действо и, как она считала, изнутри тоже. Порой ей вообще казалось, что театральная жизнь происходит скорее за кулисами, чем на сцене, во время спектакля, когда ненужные в этот момент страсти умолкают и наступает перемирие. Она старалась поддерживать свой имидж тонкого ценителя, причем самыми оригинальными способами.
— Как вы думаете, почему возник спектакль "Принцесса Турандот", для чего вообще он был поставлен Вахтанговым? — ставила она в тупик очередного обожателя или напыщенного знатока. Это была чужая мысль, она вычитала ее в книге одного известного режиссера. Прием был безотказным, и это ее забавляло. Но она никогда не связывала театр с властью, он был чем-то другим в ее жизни.
Между тем голос не замедлил себя ждать:
— Режиссер имеет нечто иное, чем просто власть приказать, заставить и даже убить. Театр может неизмеримо больше. Манипуляции с сознанием — пройденный этап. Театр — это средоточие знаний обо всех доступных человеку способах воздействия на дух. Даже не через эфир или экран, а непосредственно! А управляет этим режиссер. И оттого, как он это сделает, как смешает и подаст волшебный напиток, станет ясно, что изготовил он: яд или эликсир жизни. Последнее не удавалось никому. И так было во все времена. Лишь выдающиеся представители этого воинства способны не только прикасаться к духу, менять подсознание человека, отделять его истинное "Я", но и чувствовать ответственность за свои действия. Но только чувствовать! Нельзя сделать свой полет стремительнее, а дух чище, воздействуя на чужой. А вот дает это то, что и хотят они получить — пережить настоящую, а не поставленную драму. Ведь они вмешиваются в дело Творца. Помогают они ему или мешают? И нужна ли вообще их помощь? Ведь помощь одному неизбежно отражается на других. Отражается, но как? Может быть, болью или трагедией?