Смерть молодого буйвола, грохнувшегося с маху на сараевскую мостовую всеми килограммами загорелого тела плюс вес амуниции, только в том случае есть трагедия, если идеал конца человеческой жизни есть американский senior citizens home. Населенный больными старыми животными, измазанными кашей и дерьмом, синильными и безобразными. Прежде чем жалеть сербов и хорватов, пожалейте самих себя, вам никогда не испытать их эмоций.
После Democracy Freedom/Liberty [100] — наиболее употребимое слово-фетиш Западного блока санаториев. Он всегда восхвалял в качестве преимуществ своего блока различные liberties. Вне сомнения, множество свобод возможны в Западном блоке. (И все большее количество свобод возможно в спешно ревизионирующемся Восточном.) Свободы достигнуты, а общество, вопреки свободам,— дисциплинарное, основанное на ограничениях и запретах, и все большее количество полиции необходимо для поддержания существования Демократии. Противоречие объясняется, если вспомнить о происхождении свобод, о том, что все свободы, осуществленные в санаторном обществе, есть свободы старые, сформулированные в XVIII веке, а то и ранее,— еще при абсолютизме. Общество успело стать буржуазным, индустриальная революция изменила его в постиндустриальное, две мировые войны и PAIX ATOMIQUE сделали его санаторным, а свободы у граждан все те же, и список их не пополнился. Если уголовный кодекс — свод действий, запрещенных гражданину, пухл, как Библия двух заветов, то Декларация прав человека и Список свобод гражданина умещаются на считанных страницах. Если уголовные кодексы санаторных обществ обросли уже в санаторное время поправками, во много раз превышающими текст самих законов, тексты свобод остались такими же тощими. К старым свободам, как и к старым законам уголовного кодекса, нужны добавления и поправки, по меньшей мере. К тому же образовались новые области жизни общества, в сфере которых свобода гражданина никак не гарантирована.
Почему так случилось? Дело в том, что целое столетие политическая борьба внутри европейской цивилизации в основном сосредоточивалась вокруг проблемы радикального переустройства обществ (во всяком случае, коммунизм и нацизм претендовали на радикальность). За или против. Путем революции или после победы на демократических выборах. Будущее представлялось или в контексте тяжелых «новых» идеологий (теологии), или в виде стабильного вечного капитализма. Опровергнуть или доказать выкладки марксистской казуистики казалось обоим лагерям куда более важной задачей, нежели формулировка новых законов, регулирующих жизнь существующего общества: новых обязанностей и свобод.
Результат единоборства европейской цивилизации с ее радикальными ересями оказался неожиданным. Нацизм побежден. Восточноевропейский же коммунизм и капитализм, взаимно изменившись под воздействием борьбы, преобразовались вначале в два похожих санаторного типа блока, чтобы затем коммунистический блок рухнул на востоке Европы. В советской Азии, на Кавказе и в Прибалтике образовались досанаторные этнические режимы. Кажется, только в России сохранится санаторный режим, на знамени которого написаны свободы, но старые, присущие прошлому. Разумеется, те же, что и в санаторных обществах Западной Европы.
Да. Да. Да. Старые свободы осуществлены в санаторных обществах Запада. И еще раз Да. Но старые свободы потеряли смысл.
В санаториях существует безусловная свобода печати. Получить разрешение на издание газеты или журнала нетрудно. (Практически это лишь регистрация.) Троцкистская Socialist Workers Party (SWP) в Соединенных Штатах издает газету и журнал и, таким образом, пользуется freedom of press. [101] Однако существующие лишь на членские взносы партии (малочисленной) издания SWP печатаются ограниченными тиражами — в 1.000 и 1.500 экземпляров. Распространяются они по подписке или продаются самими членами партии на улицах. Распространительская сеть недоступна этим изданиям, поскольку распространение стоит дорого, и система private distributors [102] позволяет последним выбирать издания, какие они желают распространять. В санатории Соединенных Штатов Америки пресса — могучий хор, свобода печати существует, однако сказать, что в Соединенных Штатах существует равная свободная циркуляция всех социально-политических идей — невозможно. Взятая в качестве примера SWP не имеет практически никакого влияния на умы населения. Прославленный социальный консерватизм подавляющего большинства населения Соединенных Штатов объясняется во многом и тем, что консервативные газеты — колоссы, естественным образом финансируемые богатыми, задавливают своей массой журналы и журнальчики, выражающие иные социальные мнения и идеи. Лишь мысля в деревянно-формальных категориях, можно утверждать, что в Соединенных Штатах существует liberty of press. Если свобода печати не подкреплена свободой равного финансирования и равных возможностей распространения, то она остается мертвой свободой.
Пример, приведенный выше, годен и для санаториев Европы. Повсюду в санаторных обществах старые (наследственные) партии имеют все преимущества. (Лидер Фронт насьеналь Ле Пен абсолютно прав, говоря о диктатуре Четырех Партий во Франции.) Любое новое политическое движение (и движение мысли) попадает в заколдованный круг старых свобод, каковые в современных условиях есть не свободы, но ограничители свобод. Чтобы стать массовым, каждое движение должно обладать средствами агитации и пропаганды. Но овладеть массовыми средствами агитации и пропаганды оно может, лишь получив финансовую базу, а получить финансовую базу оно может, лишь став массовым.
Равномерный доступ различных политико-социальных идей к гражданину должен быть урегулирован и зафиксирован новой свободой: свободой, равной циркуляции идей в обществе. Избегая ловушек старых свобод, она должна иметь в основе своей строгий принцип: идеи, поддерживаемые администрацией и финансово-привилегированными группами населения, не должны иметь преимущественного доступа к населению.
Упрек в отсутствии «демократических свобод» есть обычный упрек западных санаториев несанаторному миру и важный компонент нарциссизма Западного блока. (При этом всегда бывает забыта возможность других общественных традиций.)
Однако сравним свободы печати, скажем, в СССР в догорбачевскую эпоху и во Франции. Невозможность доступа рукописи к типографскому прессу (в этой области Франция выигрывает легко и без проблем), но эффективность циркуляции рукописей Самиздата в СССР с эффективностью циркуляции книг, опубликованных во Франции. Самые знаменитые самиздатские рукописи эры Брежнева — романы Солженицына и воспоминания Марченко — распространялись в СССР в десятках тысячах машинописных и копировальных экземпляров и были широко известны, по меньшей мере, многочисленной советской интеллигенции от Москвы до Новосибирска. Социальное эссе, книга, поддержанная media (и всеми видами паблисити), будет продана во Франции средним тиражом 20 тысяч экземпляров. (Книга никому не известного автора в лучшем случае — 2 тыс. экз.) Результаты реальной эффективности, как видим, сходны. Следовательно, роль типографского пресса не является незаменимой, типографский пресс возможно обойти. Смысл свободы печати в эру ксерокс-машин иной, нежели в XIX веке. Куда большее значение, чем доступ к типографскому прессу, приобрели сегодня средства распространения, продажи книг (и естественно, идей вместе с книгами. Ибо, вопреки предсказаниям пророка визуальной эры Маршалла Мак Люэна, книга осталась самым эффективным способом передачи мысли и результатов мышления).