Генерал Пиа цедил слова так неохотно, что я заподозрил его в ревности к капитану Драгану.
— Драган прямиком из боя, — сообщил Шкорич, приблизившись, и посмотрел на генерала с явным вызовом. — Он всегда ходит впереди своих бойцов. Руку ему вон осколком задело. — Шкорич указал на пол, где от Драгана остались обильные капли крови, плотные и не растекающиеся, как капли ртути. — Очень храбрый и профессиональный военный.
Пиа ничего не ответил. И двинулся к выходу. За ним пошел я. В соседнем помещении к нам присоединились мои бойцы. Во дворе мы уселись в два военных автомобиля и стали карабкаться в горы.
Через час мы застряли в снегу. То есть застряли мы даже раньше, но через час поняли, что застряли. Сухой, но настырный снег, видимо, завалил дорогу в последние часы, так как генерал Пиа утверждал, что дорога лишь запорошена снегом. Оказалось, что покров превышает пятьдесят сантиметров. Мы несколько раз вынимали лопаты, но все мы, восемь в общей сложности мужиков, не смогли прокопать путь машинам. К тому же тяжелейший ветер сбивал весь снег как раз в срез горы, на дорогу. Было такое впечатление, что ветер забил дорогу снегом со всех окрестных гор. Каждый раз, когда мы решали выйти из машины, дверь приходилось открывать силами нескольких человек, так силен был горный ледяной ветер. Я вспомнил, что вокруг Бышковца не первый день цветут сады, и не поверил сам себе.
Решено было идти вверх, оставив машины. И мы пошли — самые выносливые солдаты впереди, мы с генералом — ступая в их следы. Если бы не глубокий снег, я уверен, нас бы унесло к чертовой матери куда-нибудь в Герцеговину. Энергии, которую мы вкладывали в свою ходьбу, а точнее, в скалолазание, хватило с избытком, чтобы согреть нас. Нам было жарко! С моего лица лил пот. И стекал, к сожалению, мне на шею, грудь и на спину. А на спине было холоднее, и пот там стоял в ложбине позвоночника, стекал уже холодным ручьем, что создавало некомфортабельное, противное ощущение. Еще стыли на ветру кисти рук. Пальба доносилась до нас глухо, так как горная позиция «тигров» была с другой стороны горы. Нам предстояло повернуть туда, вначале взобравшись вверх.
Наконец мы увидели позицию «тигров» сверху. Это выглядело как бивуак, разбросанный случайно. Несколько тяжелых минометов, зеленые ящики с выстрелами для минометов чуть поодаль, тяжелые пулеметы, ощетинившиеся дулами в сторону противоположной горы. Между всем этим хозяйством копошатся люди. В снегу и сквозь снег Рожевлева Глава выглядела мрачной. Мы стали спускаться.
На одном из поворотов тропы ветер внезапно остался за гребнем горы. Стало тихо и холодно. Снег был здесь потоптан следами ног, и вскоре мы вышли к первым часовым, сидевшим у костра под укрытием. Часовые были в белых камуфляжных халатах. При виде генерала они вскочили. Мы отправились далее по тропе.
— Обыкновенно мы меняли людей здесь каждые сутки. Но в условиях боя это невозможно. Подбрасываем резервы. Увы, люди не всегда могут пройти сюда. Вы сами убедились, какие тяжелые условия, — объяснил мне Пиа, когда мы остановились отдышаться.
Через некоторое время мы вышли к блиндажу, вход в который был замаскирован между камнями. Поверху росли несколько корявых деревьев. Я так и не выяснил, как назывались эти чешуйчатые монстры, но они встречались в горах на высоте, где уже не росли или плохо росли сосны. К блиндажу, когда мы поднялись к нему, принесли на носилках раненого. Когда его стали снимать с носилок, чтобы пронести внутрь, раненый застонал. У раненого были забинтованы шея и грудь, и, вероятно, живот, потому что бинты не заканчивались на груди, а спускались ниже.
— Когда мы сможем их эвакуировать, мы не знаем, — сообщил мрачно генерал.
Нос у него обильно покраснел, сквозь затемненные очки были видны обеспокоенные глаза. В молниях новеньких ботинок скопился снег. Модность его исчезла. Я вспомнил, что в прошлом году в военном городе Бендеры, под свист мин, падавших на площади Республики, местные полицейские рассказали мне, как румынские танки остановил вместе с ними местный криминальный авторитет. Там же он и погиб, на мосту.
— Никогда бы не смогли вообразить в мирное время, что будем вместе с бандитом защищать Родину, — сказали полицейские.
Мне понятен был снобизм кадрового военного Шкорича по отношению к бывшему бандиту Пиа, купившему себе звание у Аркана, также известного в прошлом мафиози, владельца заправочных станций и футбольного клуба «Червона Звезда». Только вот бывшие бандиты так же гибнут за свободу республики, как и кадровые военные. Правы все, кто воюет, кто подвергает свою жизнь опасности.
Через менее чем полчаса мы вместе с бывшим бандитом-генералом подвергали свою жизнь равной опасности: лежали на животах за мешками с песком на горном уступе. Стрелять из личного оружия было бесполезно. Врага не было видно. Но, наведя по таблицам минометы, наша сторона пыталась раздолбать в пыль их позицию. А их артиллеристы и минометчики долбили нашу позицию. Впрочем, их снаряды падали за нами, в горы.
Что сталось с генералом Пиа, я не знаю. Также как не знаю, что сталось с полковниками Шкоричем и Тангой. В январе 2000 года в Белграде в холле отеля «Интерконтиненталь» был застрелен сербский военачальник Желко Разнатович по прозвищу Аркан. Капитан Драган был арестован совсем недавно, в конце 2006-го или начале 2007 года, и передан Гаагскому трибуналу.
— Есть одно подразделение… — сказал полковник Шкорич. И замолчал. Оглядел меня, сидящего на стуле, кепи на столе, в руке чашка с кофе, военное пальто лежит на соседнем стуле. Шкорич как бы приценивался ко мне, даже заново оценивал. — Короче, особое подразделение. О нем лучше бы не писать, но знать, что такое есть, — нужно. — Он подумал. — Можно и написать, чтоб наши враги знали, что у нас есть и такие особые подразделения. Я вам верю, капитан, — улыбнулся он. — Не все вам верят здесь, но я верю. Завтра поедете. Вас заберут утром. — Шкорич решительно потушил сигарету о пепельницу.
— Обычным составом?
— Как хотите.
Я встал и вышел. Шкорич остался у лампы, под иконой и под распятием. Он стал набожным после гибели сына, сказали мне. А до этого был атеистом. Человеку нужно за что-то цепляться. Если Родины и войны не хватает, появляется Господь. Это уж как хотите.
В казарме было тихо. Первый этаж храпел на своих матрасах. Второй вообще не был слышен. Часовые — два парня и две девки — стояли на лестничной площадке и только что любовью не занимались. Я так и не понял, назначали ли их на дежурство таким образом: по двое — или же девки подымались снизу сами. На первом этаже у них был свой девичий отсек. Там тоже стоял часовой.
Я тихо прошел в свою комнату, подумав по дороге, как я это все люблю, как мне спокойно в этой австро-венгерской крепости. Видимо, это подходит под мой темперамент и мое мировоззрение. Что я именно так и хотел бы жить. Я кувыркнулся в койку. Пистолет под подушку, автомат на пол у кровати.
Утром ко мне постучали раньше даже, чем Милан — солдат-крестьянин, топивший мне печку. В окне еле светлело.