В углу стоит хуй знает с какого времени, очевидно с прошлого Нового года, елка. Вернее, скелет елки, с кое-где сохранившимися ржавыми иголками. Эди-бэби вытаскивает елку на середину сарая и зажигает ее, используя для этого свои стихи. Елка вспыхивает, и на короткое время пламя вдруг вспрыгивает почти до потолка сарая.
«Сгорю еще, на хуй, — думает Эди, но почему-то он грустно спокоен. — Ну и сгорю, — думает он. — Уже вообще-то сгорел».
Испуганные ярким пламенем, последние крысы втягивают свои хвосты в норы.
Сидя у импровизированного костра, Эди-бэби проводит остаток ночи, сжигая все имеющееся в сарае дерево. Сидит, и думает, и ждет рассвета. И вот рассвет наступил…
Размахивая руками, делая на ходу физкультурные упражнения, чтобы согреться, Эди-бэби идет к трамвайной остановке, к «кругу». От круга трамвай идет в город. Эди-бэби поедет на вокзал. А с вокзала он поедет во Владивосток, потому что здесь, на Салтовке, ему больше нечего делать.
Только несколько человек сидят на трамвайной остановке под навесом, нахохлившись и спрятав носы в шарфы, досматривают сны вполглаза. Даже самые ранние рабочие еще не идут на работу, но Эди знает, что через полчаса трамваи будут переполнены. Праздник кончился.
Уже усевшись на холодную скамейку, Эди внезапно понимает, что в самом углу, нахохлившись, как все остальные, сидит его друг и атаман Костя. С рюкзаком за плечами.
Эди-бэби встает и подходит к Косте. Глаза у того закрыты. Может, спит.
— Кот! — окликает его Эди.
Костя вздрагивает и, увидев Эди, удивленно улыбается.
— Хули ты тут делаешь в такую рань? — изумляется Кот.
— Я хотел тебя спросить, хули ты тут делаешь в такую рань? — говорит Эди.
— Еду на вокзал, — становится серьезным Костя.
— И я еду на вокзал, — восклицает Эди. — Хочу хуйнуть во Владивосток.
— Без вещей? — удивляется Кот. — Так, как есть?
— А зачем вещи? — говорит Эди грустно. — Наворую вещей, — добавляет он неожиданно для себя.
— А ты куда собрался? — спрашивает он Кота.
— В Новороссийск еду, — отвечает серьезный Костя. — В Новороссийске самый большой на Черном море порт. Хочу там накупить жевательной резинки и иностранных сигарет у заграничных моряков, — говорит Костя. — Там это копейки стоит.
— А как ты будешь с ними объясняться? — спрашивает Эди недоуменно. — Ты же на иностранных языках не говоришь, как объяснишь, чего ты хочешь?
— Пустяки, — говорит Костя. — Мне Юрка Гиги написал в тетрадь, что нужно говорить и как торговаться. Он не один уже раз ездил в Новороссийск. Там у порта темно, вот ребята ждут там, когда моряков выпускают на берег, и подскакивают к ним в этот момент.
Подходит со звоном трамвай, бежит отлить кондуктор, и Костя с Эди-бэби, усаживаясь подальше от двери, чтоб потеплее было, продолжают разговаривать.
— Чего это ты вдруг? — спрашивает Эди. — И не сказал никому. Может, я бы мог с тобой поехать?
— Ну вот и поехали, — говорит Костя. — Что у тебя за дело во Владивостоке?
— Да ни хуя никакого дела нет, — признается Эди честно. — Я даже там никого и не знаю, ни одного человека. Мне просто с Салтовки уехать хочется. Не могу я больше здесь… — Он молчит некоторое время, угрюмо отвернувшись от Кости, потом добавляет: — Я со Светкой навеки разругался…
Костя сочувственно молчит, потом говорит:
— Ну, тогда поехали со мной в Новороссийск. Вдвоем веселее. И к тому же там куда теплее, чем во Владивостоке. Там уже Кавказ рядом. Захотим, из Новороссийска на Кавказ поедем. Паспортов вот, жалко, у нас нет…
Через час они уже сидят, а вернее, стоят, между двумя пассажирскими вагонами поезда «Москва-Тбилиси», Костя чуть выше по лестнице, ведущей на крышу, Эди-бэби ниже, почти у самых буферов, и Костя раскалывается — рассказывает Эди-бэби свою историю. Тоже не просто так и не за сигаретами едет Кот в Новороссийск.
— Я его убью, — говорит Кот. — Не сейчас, но я его убью… Он не урка, он сука, настоящие урки так не поступают. Подлый гад! — говорит Костя. — Я ему отомщу, жив не буду, но отомщу…
Костю ударил по лицу на глазах всех воров-карманников пахан Жора. Эди видел пахана Жору и отлично может себе представить, какая это скотина. Пахан Жора только с месяц как освободился из тюряги после очень большого срока и теперь гуляет, дорвавшись до свободы. Он огромный горилла, и ударить ему хотя и широкоплечего, но маленького Костю, так вот ни за что ни про что, по пьяному куражу, — последнее дело…
— Нужно было мне там же, у магазина, его и прирезать, — сумрачно говорит Костя сверху с лестницы.
— Да… — недоумевает Эди. — Вот тебе и организованная преступность… Он же сидел за вооруженное ограбление?
— Сидел, — подтверждает Костя неохотно. — Но он не урка. Урка никогда не поднимет руку на малолетку, своего брата вора, — говорит Костя…
Но уже не так уверенно говорит, как когда-то, когда Костя восхвалял перед Эди достоинства серьезных преступников. В описаниях Кости они выглядели элегантными, великодушными и героями. Теперь вот оказалось, что они хуже даже мелкого ворья, населяющего криминальный мир Салтовки. Эди не знает, как бы он поступил на месте Кости. Убил бы?..
Они молчат, заслоняясь от ветра. Очень холодно, не совсем сезон для такого рода путешествий. На крыше хорошо летом, сейчас же ребятам приходится все время ползать по лестницам вверх и вниз, двигаться, дабы согреться.
Общая беда как бы сплотила их, и Эди решается сказать Косте о том, что его больше всего мучает сейчас, о Светке.
— Ты знаешь, Кот, — говорит он, — я ведь Светку только вчера выебал, я ее никогда до этого не ебал. — И Эди замолкает.
— Я догадывался, — говорит Костя.
— Скажи, Кот, — спрашивает нерешительно Эди, — а ты слышал, что Светка давно не целка?
— Да, — говорит Кот сверху. — Ребята об этом все знали, но тебе никто не сказал, очень уж ты в нее влюблен был. Дрожал над ней, а зря… Женщины любят тех, кто над ними не дрожит, — произносит Костя грустно-философски. И добавляет: — Она давно ебется, она даже с твоим Саней Красным ебалась…
— С Саней? — спрашивает Эди, пораженный.
Понимая, что сболтнул лишнего, Кот все-таки подтверждает.
— Да, но только один раз, и он ее изнасиловал. — Кот замолкает.
Молчит и Эди. Ему кажется, что он внезапно сделался очень старым и очень устал.
Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту, — стучат колеса.
Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту — «Будет Эди и Коту», — бессмысленно рифмует Эди. Что будет, он не знает. Что-то будет.
Подъезжая к Ростову, несмотря на то что во время нескольких стоянок поезда они соскакивали с крыши и бегали среди путей, согреваясь, Эди-бэби и Кот околевают так, что собираются в конце концов прыгать с крыши. Они только ждут поворота, чтобы поезд на повороте замедлил ход.