– Было дело… Он еще с дамой был. Красивая такая, – восторженно протянул возница.
– У мужчины было что-нибудь в руках?
– Чемоданы большие были, – уверенно отвечал рыжебородый. – Кожаные.
– Куда они поехали?
– На Остоженку.
– Ты уверен?
– Я, барин, не первый год кучером! – обиделся рыжебородый. – Ежели кого отвез, так никогда не забуду, куда именно.
– Давай поехали! – распорядился Григорий Леонидович. – Вот тебе рубль за скорость.
– Э-эх, – взмахнул возница кнутом. – Это по-нашему. А ну, потопали, шалые! Да я ради тебя, ваше высокоблагородие, коня не пожалею!
Скоро были на месте. Притормозив у массивного четырехэтажного здания, возница произнес:
– Приехали, барин!
– Вот тебе полтина! Мы скоро будем, как дождешься нас, так еще столько же получишь.
Простоватый возница широко заулыбался, пряча деньги в широком кармане халата.
– Это что же за день такой нынче! Что ни господин, так норовит полтину сунуть. Какой фарт повалил! Мне бы еще полтину, так я бы армяк купил, а то мой совсем прохудился, – задрал он рукав, показывая огромную дыру.
Скорым шагом сыщики направились к подъезду дома, приостановились у входа, пропуская грузную даму с болонкой в руках, и уверенно заторопились дальше. Здание переживало не самые лучшие времена, – взгляд постоянно цеплялся за потрескавшуюся штукатурку, за поломанные перила. В самом углу был проломан пол, а по углам кустистыми зарослями произрастала первобытная паутина. От прежнего величия оставались разве что мраморные ангелы, стоящие по обе стороны лестницы и стеклянные своды.
Длинные прямые коридоры, рассекающие здание, были полны жизни. Где-то в глубине хлопали двери и пронзительный женский голос звал Валерию Петровну на чашку чая. На втором этаже, столь же громко, гнусавый мужской голос требовал от Степаныча вернуть четвертной, а где-то высоко, наверняка под самым потолком, кто-то истошно горланил песни.
– Где же нам его искать-то? – задумался сыщик, посматривая по сторонам. – Не спрашивать же всех подряд!
– Вы кого-то ищете, молодые люди? – раздалось за спиной.
Повернувшись, сыщик увидел перед собой невысокого мужчину с седенькой задорной бородкой и каким-то озороватым молодецким взглядом. Взъерошенный, в старом армяке, который был невероятно велик для его узких плеч, он чем-то неуловимым напоминал потрепанного в бесконечных поединках воробья.
– Вы случайно не знаете, в какой именно комнате проживает вот этот человек? – показал сыщик фотографию Савицкого.
Глянув на снимок, старик нервно хмыкнул, строптиво выставив узенькую бородку.
– Позвольте узнать, с кем имею честь…
– Мы из полиции, ищем этого человека.
Череп у старика был высокий. Повернувшись, старик с интересом посмотрел на Виноградова. Костистая голова понимающе закачалась.
– Нечто подобное я и предполагал. Есть в вашем облике, господа, нечто этакое.
От старичка потягивало тяжелым перегаром. Он был из той категории людей, что не прочь опохмелиться за чужой счет, и вошедшие мужчины представлялись ему весьма подходящими кандидатурами.
– Так вы его знаете?
– Шляпочно.
– Где проживает этот человек? – сыщик умело скрывал нетерпение.
– Что-то с самого утра мне плохо думается, – посетовал старик. – Может, милостивый государь, чем-нибудь поможет?
– Держи, – сыщик сунул в костлявую ладонь рубль. – Выкладывай, что у тебя там, – не скрывая раздражения, произнес он.
Пальцы мгновенно сжались, упрятав монету.
– Как его звать, я запамятовал… Поселился он у нас три месяца назад. Дружбы ни с кем не водит. Мимо пройдет – даже кивком не удостоит, – обидчиво протянул старик. – Белую кость из себя строит! А только таковых голубых кровей у нас половина здания проживает. Я было как-то у него на опохмелку попросил, а он мне говорит: лучше бы ты, старик, воровал, чем у добрых людей копеечки постреливать. Слыхали?! И вот остается тогда подумать, чем же таким он занимается? А ежели он и вправду из дворян, так чего же в своем имении не живет?
– Сейчас он здесь?
– Нет, – уверенно отвечал старик, сунув деньги в карман. – Ушел. С дамой какой-то поднялся. Его не разберешь, у него все дамы разные. То певичек каких-то таскает, то артисток. Вот, давеча, цыганка у него цельную неделю проживала. Всем нашим гадала, удачу все сулила, а как ушла, так белье на чердаке пропало, что на просушку вывесили. Ясно дело, что ее работа! Кому же еще? Больше некому.
Старичок пребывал в благостном расположении духа. Предстоящая выпивка бодрила.
– Сейчас он все более в Малый театр хаживает, у него там зазноба объявилась. Тут наши рассказывали, что она из кордебалета, – кивнул он в сторону длинного темного коридора, откуда раздавался разговор двух немолодых женщин.
Виноградов невольно прислушался: речь шла о том, что мужик нынче помельчал и, даже оставшись на ночь, норовит по утру спереть серебряные ложки.
Взгляды женщин устремились на сыщика, и Григорий Леонидович отчего-то почувствовал себя неуютно под этими осуждающими взглядами. Невольно хотелось вывернуть карманы и доказать свою благонадежность.
– Из кордебалета?
– Ну, да… Там они все ноги задирают, – мечтательно протянул старик.
– А что эта за женщина, с которой он поднялся в номер?
– Я ее прежде здесь не видывал, – произнес старик. – Но то, что это настоящая дама, знаю точно! Осанка, поворот головы, и держалась так, как будто бы половина дома должны быть у нее в услужении.
– Значит, он выходил один?
– Один.
– У него в руках было что-нибудь?
– А как же! Два кожаных чемодана, – уважительно протянул старик. – Я с ним на лестнице столкнулся. Здрасте, говорю, милейший, а он даже голову в мою сторону не повернул. Не часто у нас жильцов с такими чемоданами повстречаешь. Я у него спрашиваю: так вы съезжаете, что ли? А он опять молчит. Только плечиком дверь открыл и вышел.
– Куда же он мог с чемоданами-то пойти?
– В Малый театр поехал, – уверенно сказал старик.
– С чего вы взяли?
– Я точно знаю, – убежденно проговорил словоохотливый старик. – Тут как раз лихач подкатил. А он ему так ручкой небрежно махнул, дескать, остановись подле меня. А когда уже на козлы взбирался, сказал: гони, братец, на Театральную! Я думаю, что он к своей артисточке поехал. Наверняка какой-нибудь вояж надумали.
– А женщина, с которой он пришел, там осталась?
– Так она следом и вышла, – озадаченно отвечал старик. – Я еще подумал, чего это они порознь? Поругались, видать. Не поделили чего-то. Я за ней из окошка наблюдал. А хороша! – прищелкнул он языком.