Меджидов молча прошелся по сцене, то и дело бросая взгляды в зал. Напряжение среди заложников нарастало. Кто-то, не выдержав, выкрикнул:
– Что вам от нас надо?!
– Интересный вопрос, – поднеся микрофон ко рту, произнес Гафур. – Кто его задал?
В зале вновь стало тихо-тихо.
– Кто его задал? – повторил Меджидов. – Ладно. Сам человек не хочет признаваться. Но у него есть соседи. Они могут подсказать.
Тишина стала гробовой.
– Они тоже не хотят, – с сожалением покачал головой Гафур. – Я не люблю, когда меня не слушаются. Тот, кто задал вопрос, должен встать, иначе он и его соседи с двух сторон будут убиты. Хочу предупредить, я знаю, кто это сказал. Я только жду момента признания.
Меджидов давил на публику так, как это делают учителя младших классов. Этот способ был действенным. Взгляд террориста скользил по рядам. Каждый, на кого он падал, непроизвольно втягивал голову в шею.
Наконец в десятом ряду поднялся мужчина в полосатом пиджаке и синем галстуке.
– Это я спросил, – дрогнувшим голосом признался он. – Мы имеем право знать, что вам от нас надо.
– Вы не имеете никаких прав, – пояснил Гафур. – Права есть у тех, кто держит в руках оружие. Я не разрешаю задавать вопросы, я их задаю сам или же поручаю это своим помощникам. Можешь сесть, – разрешил он мужчине.
В зале неожиданно запикал мобильник, но тут же звук нажимаемых клавиш стих, стоило только Гафуру повернуть голову.
– Вы можете посылать эсэмэски, – произнес Меджидов. – Звонить родственникам, сообщать, что с вами произошло. Только говорите потише, чтобы не мешать остальным общаться со мной.
– Что они задумали? – дрожащим голосом тихо спросила у Богдана Лариса.
– Сейчас узнаем. Не думаю, что перед нами идейные бойцы, их в первую очередь интересуют деньги.
Предположение тут же подтвердилось. Гафур вновь поднес ко рту микрофон. Говорил он негромко, вкрадчиво.
– Сейчас по рядам пройдутся мои люди. Вы обязаны сдать им всю наличность, украшения. Не советую что-либо прятать. Я доходчиво объяснил?
Зал молчал, стало видно, как люди опускают руки, принимаются снимать с них кольца и перстни.
– Я напоминаю, что прятать ничего нельзя, – Меджидов вздохнул. – Хотя знаю, что такие найдутся. Но они пожалеют об этом.
По рядам двинулись кавказцы в камуфляже. Боевики не рисковали брать с собой оружие, отдавали его своим товарищам, стоявшим в дверях. Они беззастенчиво обыскивали женщин и мужчин, вытряхивали содержимое сумочек, выбирали то, что считали ценным.
– Это не бриллианты, это бижутерия – брильянит. Я сама выну сережки. Они копейки стоят, – пыталась объяснить дама боевику, который пытался извлечь блестящие сережки из ее ушей.
Ее спутник подрагивающей рукой бросил в подставленный мешок портмоне и следом отправил часы на массивном металлическом браслете.
– Ну, а пока идет процесс, мы продолжим, – сказал Гафур. – Публика здесь собралась состоятельная. Не каждый меломан в состоянии выложить за билет десять тысяч. Если кто-то не сам богат, то у него богатые родители. А потому предлагаю аукцион. Лот – освобождение. Количество лотов ограничено. Сколько, пока не скажу. Итак, кто готов предложить за себя выкуп?
Зал загудел. Девушка, сидевшая в первом ряду, поднялась и, сдерживая волнения, сказала.
– Вы же у нас деньги забрали. У меня было с собой три с половиной тысячи долларов и колечко с бриллиантом.
– Всего-то? – Рот Гафура искривился в неприятной улыбке. – Столько не может стоить свобода и ваша жизнь. Это сущий мизер. За вас должны заплатить родственники. Я укажу номер счета, если деньги упадут, то выкупивший себя будет освобожден. Напоминаю, количество лотов ограничено. И мы стеснены во времени. Вскоре к комплексу прибудет спецназ. А это поставит ваши жизни под угрозу. Вспомните «Норд-Ост».
Напоминание про «Норд-Ост» заставило публику заволноваться.
– Итак, – заговорил Гафур тоном заправского аукциониста, – кто готов выложить за свою свободу, а по большому счету, и за жизнь, скажем, те самые жалкие три с половиной тысячи долларов? Деньги, которые у вас с собой, не предлагать. Они уже и так принадлежат нам по праву. Так, кто готов заплатить три с половиной тысячи? – Меджидов обвел взглядом зал.
– Я! – выбросил руку парень в четвертом ряду. – Семь тысяч за двоих, я с девушкой!
– Три с половиной тысячи за голову. Раз! – произнес Гафур, но сказать «два» он не успел.
В разных концах зала взлетали руки, неслись отчаянные крики.
– Пять тысяч!
– Семь!
– Двадцать за троих!
– Пятнадцать!..
Сумма росла как на дрожжах. Гафур даже не успевал реагировать словами, только поворачивался и указывал на очередного покупателя.
– Двадцать…
Лариса прижалась к Князеву, в ее глазах читался ужас.
– А ты бы что делал, если бы у тебя были такие деньги? – спросила она.
– То же, что говорил тебе раньше. Перед ними толпа. Ну, почему никто не промолчал после того парня, предложившего семь тысяч за себя и свою девушку? Каждый сам за себя. А он, – Князев кивнул на Гафура, – этим умело пользуется. Типичная бандитская разводка. Если бы мы могли объединиться против них…
– Я запрещаю тебе об этом думать. Они все сами за себя. Какого черта ты должен думать за них и страдать.
– Я по-другому не умею.
– Нельзя. Ты не один. Я с тобой.
– Вот об этом я и думаю.
Голоса стали звучать реже, некоторые покупатели отсеивались. Пока еще выкрикивали свои суммы трое – двое мужчин и одна молоденькая девушка. Никто теперь не предлагал выкуп вдвоем, втроем, группами, речь шла об освобождении в одиночку. Суммы уже зашкаливали.
– Двести тысяч! – выкрикнула девушка.
– Двести десять! – перебили ей цену.
– Двести пятнадцать! – выкрикнул мужчина, поднявшись с места.
– Двести пятнадцать, раз! – неторопливо произнес Гафур, глядя на девушку, нервно теребившую рукав блузки.
– Двести двадцать! – прокричала она отчаянно и, вскочив с места, повернулась к спорившим с ней мужчинам: – Господа! Ну, уступите. Я же в дочери вам гожусь. У вас еще будет шанс. Так он вас на миллионы разведет.
Слово «господа» прозвучало фальшиво.
– Двести двадцать, раз! Двести двадцать, два… – Гафур сделал паузу, обвел взглядом партер и балкон. – Двести двадцать… – и снова замолчал.
Молчал и зал. Сделалось тихо, в этой тишине было слышно, как девушка всхлипывает и беспорядочно произносит слова незамысловатой, практически детской молитвы.
– Господи, помилуй, обещаю Тебе…