– Кто же знал? – развел руками режиссер.
– Это уже не имеет значения. Я тебя не виню, сам, дурак, согласился. Но сейчас у меня в здании остаются две женщины, которых я должен вызволить. Если не считать остальных заложников.
– Не мысли вселенскими масштабами, – примирительно произнес Ростислав. – Это неправильно. Ты не супергерой, способный спасти мир. Есть государство, которому ты платишь налоги, в том числе на то, чтобы оно могло обезопасить тебя и двух твоих любимых женщин. Ты оказался в тупике, – обвел он рукой реквизиторскую, – но это спасительный тупик. Мы тут с тобой можем спокойно пересидеть опасность. Даже с удовольствием. Насчет твоих баб не переживай. Бог милостив, Он никогда не пошлет испытаний свыше сил тому, кому они предназначены. Выдержат, и о тебе не вспомнят. Потом у тебя с ними все наладится. А если что страшное случится, позже новых себе найдешь. Все бабы одинаковые. В смысле физиологии, разумеется. Им от нас, мужиков, только одного и надо. Даже не заметишь разницы, если размер нужный подберешь. Я тебе как знаток говорю. Никогда не следует прыгать выше головы. Мы с тобой сейчас тихо и культурно сядем бухать, пока спецназ нас не освободит.
Князев уже понял, куда клонит его приятель, а потому произнес:
– Ростислав, я уважаю тебя, как умного, креативного человека. Мои отношения с женщинами – это мои отношения с женщинами, а потому решать здесь буду я.
– Решать решай, но не за меня, – поджал губы режиссер. – Я сам за себя решать стану. Я – мужчина самостоятельный, мирный. Ваша война – не моя война.
Чтобы больше не возникало сомнений, Ростислав отвернул пробку с бутылки и засадил в себя здоровенный глоток. Сделал он это абсолютно сознательно – кто же пойдет воевать рука об руку с пьяным?
– Сволочь ты, Ростислав! – прочувственно бросил Богдан.
– Я тебе ничего не обещал. Бабы твои, ты с ними и разбирайся.
– Остальные заложники тоже мои? – прищурившись, спросил Князев.
– Но и не мои, это точно. Государству все налоги платят, ментов содержат за наши деньги, на акциях протеста за раскрытый зонтик вяжут и сутки в суде лепят. Пусть теперь сами и разбираются. У нас тут с тобой – тишь и благодать. Нас тут нет, как твои террористы сказали, значит, имеем полное право культурно отдохнуть.
– И за что предлагаешь выпить? – с вызовом спросил Богдан.
– За все хорошее. И чтобы войны не было, – заученно произнес привыкший пить в разных компаниях Ростислав, опрокинул стаканчик в горло и сглотнул. – Хорошо пошла. Знаешь, Богдан, каждая точка на земле имеет свою силу. В одном месте благодатную, в другом отрицательную. В одном месте и пьется хорошо – назавтра голова не болит, а в другом – сто граммов опрокинешь и завтра себе места не находишь. То же самое и с работой. Где-то хорошо работается, а где-то ужасно.
– Дай-ка мне бутылку, – протянул руку Князев.
– Выпить наконец решился, – осклабился Ростислав. – Пожалуйста, – и передал ему чачу.
Богдан взял бутылку и крепко завернул пробку.
– Мы так не договаривались, – обиженно заявил Ростислав.
– Мы с тобой ни о чем не договаривались, – сказал Богдан, осматриваясь в реквизиторской. – У тебя тут оружие есть?
– Какое оружие может быть в реквизиторской? – пожал плечами режиссер. – Здесь одна бутафория.
– Ну, пусть себе и бутафория.
Ростислав поднялся на ноги, прошелся по комнате, разминая суставы, и, повернувшись к Богдану, спросил:
– Что тебя интересует?
Князев отметил для себя, что Ростислав странно себя ведет. Он будто решил, что террористы – это где-то далеко, а он сам может пересидеть опасность здесь, за закрытой дверью.
– Любое оружие, которым можно убить, – сказал Богдан.
– Тут тебе не арсенал. Тут хранится реквизит театральных постановок, – произнес Ростислав. – Вот, пожалуйста, деревянные копья. – Он шагнул в угол и взял в руку копье, которое выглядело так, словно было отлито из стали.
– Почему деревянные? Железных нет?
– Какой актер в здравом уме станет таскать стальное копье? – усмехнулся Ростислав. – Ему это надо? Дерево легче, а из зала все равно смотрится внушительно.
– Копье не пойдет.
Ростислав стал предлагать одно за одним другие реквизиторские вещи.
– Арбалет, сделанный из фанеры, стреляет при помощи резиновой тетивы. – Он вставил в прорезь короткую стрелу, направил бутафорское оружие в угол и нажал на спуск. Тетива негромко щелкнула. Стрела угодила в стену и упала на пол.
– Слабовато, – проговорил Князев.
– Чем богаты, тем и рады, – парировал Ростислав. – Тут тебе не оружейный магазин.
– Что еще имеется в наличии? – поинтересовался бывший прапорщик.
– Всякое имеется. Только от него тебе никакого толка. Это же все театральщина, иллюзорные предметы. Лучше напьемся, ляжем спать и проснемся свободными людьми. Ах, да, забыл, у тебя бабы в зале сидят.
Ростислав вновь принялся ходить по реквизиторской, перебирая вещи. Затем задумался, подсел к столу, выдвинул ящик и достал револьвер. Театральным жестом отщелкнул, крутанул барабан, загнал его на место и, приложил ствол к виску, нажал на спуск.
– Русская рулетка. Так, кажется, и пьеса называется, по которой Николай Петрович спектакль поставил.
Револьвер смотрелся, как настоящий. Разницу было не отличить, даже рассматривая его с пары метров.
– И чем он у тебя стреляет?
– Ничем, – развел рукам Ростислав. – Пистонами.
– Покажи.
Режиссер сунул руку в глубь выдвижного ящика письменного стола, пошерудил там пальцами и извлек картонку.
– Пистоны к нему прилагаются. – Высыпав на ладонь несколько пистонов, он принялся деловито снаряжать ими барабан.
– Ты только тут не стреляй, – предупредил Богдан.
– Я что, не понимаю в жизни? – обиделся Ростислав. – Я – мужчина самостоятельный, мне сам Вышинин доверяет во всем. Кстати, когда я у тебя жил, не так нахально себя вел. Не наезжал, во всяком случае.
– У меня дома террористы за дверью не стояли, а здесь – стоят.
Ростислав тут же суеверно трижды сплюнул через левое плечо:
– Тьфу, тьфу, тьфу! Типун тебе на язык.
– Зарядил барабан?
– Все шесть зарядов.
– Достаточно. – Богдан взял в руки театральный пистолет и пошел к двери.
– Ты что, воевать вот с этой хлопушкой собрался? – ужаснулся Ростислав.
– На войне, знаешь, сколько пуль в цель попадают? – спросил Князев.
– Откуда мне знать? Я не специалист.
– Где-то одна из семидесяти-ста. Я не по статистике интернетовской тебе говорю, а из собственного боевого опыта исхожу. Так что не слишком важно, могу я кого-нибудь из этого револьвера убить или нет. Главное – эффект.