За двумя головами, женской и мужской, что держались над поверхностью моря, медленно плыл довольно большой полицейский катер. Складывалось впечатление, будто два пловца взяли его на буксир и тащат к берегу.

Когда ноги Анджелины и Батяни встали на песчаное дно, миссис Маккалистер крикнула полицейским:

– Мы уже стоим! Еще раз спасибо за работу!

– Честь имею! – Полицейские козырнули, и катер начал сдавать задним ходом.

Стражи порядка увидели, что их появление совершило переполох на нудистском пляже. Этот контингент отдыхающих не очень любил, когда кто-то нарушал их покой. Пускай даже это будут полицейские.

Батяня и Анджелина подобрали свои шляпы и полотенца и направились к выходу с пляжа. На тропинке, ведущей к турникету, Лавров заметил двух интересных личностей – их головы прикрывали бейсболки с длинными козырьками, а ноги от бедра до колена – махровые полотенцами.

– Кругом, – тихо скомандовал Батяня, подойдя к ним вплотную. – Выходим отсюда. И не глазеть!

Капитан Прошкин и прапорщик Сазонов глянули на Батяню, затем мельком на Анджелину, отвели взгляд и посеменили назад к турникету.

Возле гардероба трое десантников по-джентльменски уступили право первой взять свои вещи миссис Маккалистер. А затем создали некоторую сутолоку, разбирая свою одежду.

– Как вы меня выследили? – спросил Бятяня, натягивая плавки.

– Элементарно, – сказал прапорщик Сазонов.

– А все-таки?

– Подслушали разговоры таксистов, – начал объяснять капитан Прошкин.

– Да зачем же подслушивать. Они громко смеялись, пересказывали историю, как некий альбинос щедро заплатил за то, чтобы его доставили на нудистский пляж.

– Понятно. Теперь по сравнению со мной вы выглядите как альбиносы… И я вам советую немного загореть.

– Эй, джентльмены! – позвала Анджелина. На ней уже было укороченное зеленое платье. – Прошу к машине.

Российские десантники направились к автостоянке.

Собака тут же зарычала, ощетинилась.

– Эй, попридержи собаку, – грозно сказал капитан Прошкин.

Собака страшно завыла.

– Пока не дадите чаевые, она вас не пропустит, – прошептала Анджелина.

– Обдираловка, – буркнул Сазонов.

Он достал мелкую филиппинскую купюру, бросил к лапам пса. Он тут же закрутил хвостом.

Сторож подошел к нему, потрепал за холку.

– Проходите, пожалуйста, – вежливо обратился филиппинец к десантникам и миссис Маккалистер.

Анжелина села в серый «Сеат Альгамбра», подкатила к выходу. Десантники дружно заскочили в машину. Батяня загрузился на переднее сиденье возле водителя. «Сеат» аж качнулся от веса его тела.

– А я-то думал, у вас черный джип, – крякнул он.

– Машины надо менять. А то примелькаются, – резонно заметила Анджелина.

Она включила первую скорость, и автомобиль осторожно выполз за пределы автостоянки.

Сверкающий на солнце серебристо-серый «Сеат Альгамбра» провожала рыже-бурая собака, она пробежала за ним с десяток метров, повиливая белым кончиком саблевидного хвоста, а затем повернула назад к своему хозяину.

16

Рождественского выпустили из карцера через два дня. Он ушел в «молчанку». Твердил, что ничего не помнит.

– Что ж здесь поделаешь – амнезия. – Пеллегрино лично посетил особняк начальника тюрьмы и доложил о состоянии здоровья упрямого Карла Свенссона. – Но, ручаюсь своим медицинским дипломом, амнезия неглубокая. Заключенный не помнит только то, что было в этот день. Пытался симулировать, будто забыл, как его зовут, откуда он, что было в другие дни, – я быстро вывел его на чистую воду.

– И каким образом? – спросил сеньор Фернандес.

– У него зрачки расширились, когда я на всю включил в карцере одну из песен Майкла Джексона, – заржал начальник медицинской службы. – А вот с рефлексами не совладаешь.

– А танцевать он сможет? Он же так здорово двигал ногами. Как на шарнирах, – еще громче, чем Пеллегрино, заржал Фернандес.

– Танцевать сможет. Ноги, руки целы, – констатировал начальник медицинской службы. – И балки перетягивать сможет. Трещина в одном ребре – ничего страшного. Во время работы будет сильно болеть, но нам как бы это и надо.

– Интересно, что от него хочет этот янки, – задумался начальник тюрьмы… И вдруг резко наморщил нос. – Кармелина! – крикнул он экономке. – Быстрее закрой дверь на балкон и окна!

В тюрьме уже закончился очередной рабочий день и начался ужин. Заключенные за длинными столами поглощали бурду с рисом и кусками «ржавой» рыбы.

Отвратительный запах от столовой разносился по всему тюремному двору, а при хорошем ветре вырывался за пределы забора и достигал особняка начальника тюрьмы.

Харлампиев сидел рядом с Рождественским. Глотая вонючую баланду, запальчиво рассказывал, как его занесло на Филиппины, как угораздило оказаться в местной тюрьме. В России он был в авторитете, поехал с братаном отдохнуть, ну и по пьяни сцепились с местными бандитами из-за телок, а те и пошли махать ножами. На свою голову встрял в кипишь вышибала бара. Еще под руку попался официант.

– Я братана прикрыл, чтобы он в окно дернул. Тут полицаи нагрянули. Их было много. Держал, сколько мог. Они потом шокерами меня с двух сторон с ног свалили, – травил свою байку Дмитрий. – А ты ешь, хоть рыгаловка, но силы дает. Знаешь, азиаты соус готовят. Чем больше рыба тухнет, тем соус дороже и полезней. Так вот и здесь. Не смотри, что рыба рыжая, бери и глотай. Желудок все переварит. Короче, я здесь второй год срок мотаю. Но сумел себя и среди местных урок поставить.

– Я знаю. Рассказывали. Немца, Шварценберга, в госпиталь отправил, – сказал Виталий. Он повертел «короткохвостой» ложкой в алюминиевой миске, подхватил кусок рыбы, плюхнул его обратно в «суп».

– Ты делай, как я: выдохни, закрой глаза и залпом выпей, а потом выбирай себе куски рыбы, те, что получше.

– Не могу я, – отвернулся от баланды Рождественский.

– Постарайся… Еда – это жизнь…

Виталий отхлебнул, усилием воли не дал жидкости пойти обратно в горло.

– Значит, про немца ты уже слышал, – вернулся к предыдущей теме Харлампиев. – Знаешь, как говорят – где есть русский, там немцу беда.

– Не-а, – усмехнулся Рождественский, он уже преодолел отвращение и съел кусок вонючей рыбы, – говорят не так: что для русского хорошо, то немцу смерть.

– Во и я о том. Но хорошо, что он коньки не отбросил, иначе могли мне пожизненный дать. А так еще суд будет, припаяют пару годков. А ты ешь… Вообще-то, за бабки здесь можно нормальную еду купить. Бизнес он и в тюрьме бизнес. И начальник в доле. Ему охрана отстегивает. Цены, конечно же, за банан как в ресторане на Манхэттене.