— Уф! Я устала… Следует выкурить джойнт, — сказала мисс Ивенс. И завозилась в сумочке.
Перила, ограждающие балкон, оказались слишком высокими и загораживали часть экрана. Виктор предложил было перебраться на дальний ряд, но мисс запротестовала.
— Я прекрасно все вижу между прутьями. Следует лишь чуть наклониться вперед. Попробуйте. К тому же здесь нам никто не помешает курить.
Они попробовали. В любой мыслимой позиции часть экрана загораживал прут. Можно было, разумеется, сесть на пол, поместив лицо между прутьями, но пол был холодным, и сидеть в лаковых туфлях и смокинге на полу грязного сарая показалось Галанту абсурднейшим занятием. И Виктор не соблазнился этой идеей, подвигавшись, он застыл в очевидно наиболее удобной ему позе. Лицо его в отраженном освещении показалось Галанту озабоченным и грустным.
* * *
На экране Эдди Джессуп, молодой профессор психофизиологии, уже проталкивался сквозь толпу: нью-йоркское яркое парти. Синие, желтые, ярко-красные цвета одежд. Камера вырвала из толпы лицо актрисы Блер Браун… Эдди и Эмили знакомятся. Эмили — антрополог, она экспериментирует на обезьянах…
— Возьми, Джон! — Мисс Ивенс нашла его руку и вставила в пальцы джойнт. — Этот фильм следует смотреть в очень «хай».
— Ты его уже видела? — Галант поспешно поднес джойнт к губам и глубоко затянулся. Передал тлеющий корешок Виктору. И осознал, отчего, видя шевелящиеся губы Эдди Джессупа и Эмили и слыша их голоса, он не понимает диалога. Фильм был дублирован на итальянский.
— Увы, это оказалось не версьонэ орижинале, sorry, boys. Но вы все поймете. Ты когда-нибудь слышал об экспериментах профессора Лилли, Джон?
— Что ты сказала, Фиона? — Виктор сполз с сиденья и устроился перед ними на корточках.
— В шестидесятые годы, Джон, Лилли, неврофизиолог и фрейдист, догадался скомбинировать принятие драгс с техникой «tank therapy», вы слышали?
Так как boys смущенно промолчали, мисс Ивенс охотно расшифровала. «Tank therapy» — это погружение пациента в лишенный света резервуар с водой. Для того чтобы попытаться воспроизвести эмоции предрожденческой жизни эмбриона…
Покуда мисс объяснила им идею фильма, Эдди и Эмили успели пожениться и жили в Бостоне. Эдди преподавал в Гарвардском университете.
— Смотрите фильм, — предложила мисс Ивенс и жадно затянулась, как будто желала забраться в свой темный танк поглубже, не разделяя его ни с кем, — вы все поймете и почувствуете. — И она отгородила свой танк завесой марихуанного дыма.
В момент, когда супружество рассыпалось и Эмили отправилась в Кению продолжать свои опыты с обезьянами, а Эдди — в Мексику для того, чтобы посетить отдаленное индейское племя, экспериментировать с галлюциногенным грибом, мисс Ивенс выдала каждому свой джойнт. Компания затихла, погрузившись в личные танки. Морщинистый индейский старик с черными косичками дирижировал сложной церемонией принятия гриба «че пуо». Эдди, потребив галлюцинаторный гриб, сделался очень stoned и увидел попеременно и с пугающей быстротой все стадии биологической жизни: от бактерий через птеродактилей к человеку и дальше — от человека. И Джон Галант увидел их вместе с Эдди Джессупом. Из отдаленных научных категорий с помощью таланта Кена Рассела и марихуаны мисс Ивенс формы трансформировались в пугающую, зловещую ежедневность. «Ты не есть то, что ты думаешь о себе, Джон, не сухая формула человека, но взрыв, ежесекундно сдерживаемый тобою: коллекция опасных реакций. Нужно ли сдерживать себя: вновь и вновь сводить себя к простейшему варианту — уверять себя, что я, Джон Галант, — редактор микроскопического литературного ревью, я, Джон Галант, родившийся в Хадсоне, штат Нью-Йорк?.. Возможно, следует растечься, дать этим множественным силам жить и воспринимать себя как сложную множественность, а не как сухой и несправедливый, произвольный результат? Я не чувствую даже ужаса смерти, я не способен понять, что такое опасность, потому что цивилизованность, вышколенность заслонили от меня меня…»
Эдди вернулся в Бостон, ошеломленный открытием самого себя. В его багаже — могущественный мексиканский гриб. Он вернулся к экспериментам с танком, прерванным супружеством и рождением детей. Но теперь, погружаясь в темные воды резервуара, он потребляет привезенный гриб. Его коллеги и друзья контролируют его пребывание в танке.
«Кто же я такой?» — Джон оглянулся. Неясными силуэтами видны были скорчившиеся среди стульев балкона с десяток фигур. Он взглянул в зал. Там, опыленные сверху лазерным лучом кинопрожектора, густо кишели головы и плечи человеческих существ. Диким криком орал извлеченный наконец из танка окровавленный Эдди Джессуп. Пахло подожженной сухой травой, как будто рядом — на каменистом склоне горы — забыли потушить костер, и пламя тихо ползло теперь по низким травам. Мокрая шерсть облепила искривившееся лицо Эдди. Конечности Джона Галанта сделались необычайно холодными, и воздух бывшего складского помещения, некогда брюха палаццо, легко пронизав ткани одежды, прилип к голому Галанту. Кожа сделалась мокрой. Одной субстанцией были покрыты тела и Эдди и Джона: материнская холодная слизь покрывала их. «Что за однообразное варварство есть наша так называемая цивилизация на самом деле!» — подумал очнувшийся на мгновение Галант. Повернул голову. На соседнем стуле, поджав под себя одну ногу, другая — короткая и тонкая, лишенная сапога, с голой почему-то ступней, неживой свисала над полом, мисс Ивенс галлюцинировала в танке.
А если воспитывать детей иначе, чем мы их воспитываем? Если дать им множественный имидж человека — тысячи «я», теснящихся в одном теле, противоречивых, взрывчатых и опасных? Невозможно. Для этого следует разрушить имеющуюся цивилизацию до нуля. Цивилизацию намеренно упрощенного человека… Да, но, может быть, именно эта намеренная упрощенность позволяет нам всем выжить, не взорваться от наших биоэнергий.
— Ты понял? Тесты показали, что кровь на его теле — животного типа. Он подвергся генетической регрессии, — прошептала мисс Ивенс. На обращенном к Галанту лице, сложенном в болезненную гримаску, были следы если не генетической, то вызванной марихуаной временной регрессии. — У него деформировались руки, и ноги, и лоб…
— Что? — Бледный, припорошенный лазерным светом Виктор выдвинул лицо из-за плеча мисс Ивенс. — Какой неприятный фильм, а, Джонни?.. Что ты думаешь?
— Молчите и смотрите… тише вы, мужчины… — Мисс Ивенс схватила их за руки.
На экране появилась вернувшаяся из Африки Эмили. Быстро шевеля губами, она умоляла коллег Эдди не потворствовать его явному безумию. Внизу, в зале, раздраженно хлопая сиденьями стульев, выбирались не принявшие фильм зрители. Свет проник десяток раз, всякий раз по-иному из-за тяжелого занавеса, прикрывавшего дверь в зал… То по-рембрандтовски, то по-вермееровски… Эдди, злясь, уговаривал коллег проассистировать ему еще в одном эксперименте: он хотел бы увеличить до пределов возможного бомбардировку танка электромолниями, он желал пробраться в самую примитивную фазу, рискуя полной генетической регрессией своего организма. Галант хотел было спросить у мисс Ивенс, когда, на каком этапе исследования Эдди стал применять электромолнии, как бы пришедшие из фильма о Франкенстайне, но мисс вдруг впилась когтями в руки спутников… На экране Эдди погружался в танк один, не контролируемый извне. По экрану пошли взрываться электромолнии. Последовали уже знакомые зрителям по мексиканскому путешествию серии пробегов через историю происхождения видов, но куда более интенсивные и зловещие пробеги… Под авангардную музыку Коридлиано Эдди показался из танка! На сей раз упрямец добился своего: он добрался до стадии гуманоида. Мисс Ивенс несколько раз громко икнула и, выпустив руки спутников, сползла на пол.