В палаты Петр Алексеевич вернулся огорченный. Повалялся малость в постели, затем, набросив на плечи свой любимый короткий халат, бестолково побродил по комнатам, после чего пожелал кофе. Но пить не стал, отхлебнул самую малость и оставил на столе остывать.
Ближе к обеду случился пожар в Замоскворечье — полыхал купеческий дом. Но самодержец, к своему большому огорчению, успел только к самому пепелищу, когда от хоромин остались только головешки — удовольствия не получил, лишь перемазался сажей да оборвал новый кафтан.
Повелев запрячь одноколку, Петр Алексеевич поехал в Немецкую слободу к дому Луизы, но барышня, впустив его в дом, разрешила только хлопнуть себя по заду да неловко чмокнуть в щеку (как спаситель, Петр Алексеевич вправе был рассчитывать на благосклонность).
Потоптался царь у порога, потрогал Луизу за бока, в надежде заполучить нечто большее и, не добившись желаемого, укатил восвояси.
Выезжая на одноколке со двора, царь налетел колесом в яму, при этом до крови тюкнувшись лбом об оглобли. Залечивать разодравшийся лоб самодержец направился во дворец, где мамки с причитаниями, обвиняя нескончаемые баталии, наложили государю повязку. Кровоточить перестало только к вечеру. Сняв повязку, Петр Алексеевич направился ко двору Лефорта.
Царь Петр рассчитывал увидеть там Луизу. В доме Франца Лефорта девица появлялась всего лишь дважды, и всякий раз в сопровождении угрюмого малоразговорчивого дяди. Казалось, что девушка старается избегать шумных сборищ. Однажды ему удалось подловить ее на улице, но Луиза держалась скромно и всякий раз опускала глаза, стоило только прикоснуться к ее руке. К своему удивлению, Петр в присутствии Луизы и сам испытывал некоторый конфуз и ловил себя на том, что ему непросто подбирать необходимое слово. Хотелось выглядеть легким, веселым, но в действительности он представал неуклюжим и угловатым, каким может быть только нетесаный булыжник.
Встречать подъехавшего государя вышел сам хозяин дома Франц Лефорт. Распахнув широко объятия, он еще издалека громко прокричал:
— Питер! Как ты вовремя!
— Луиза здесь?
— Ее нет, — отвечал Лефорт. — Но разве в моем дворце мало женщин? Любая из них твоя!
Франц долго тискал самодержца-приятеля сильными руками, после чего предложил кубок с вином. Питие показалось Петру Алексеевичу на редкость кислым, а потому, выпив вино только наполовину, он со смехом вылил остатки на голову подвернувшейся карлице и хотел было возвращаться во дворец, но, заприметив Анну Монс, решил остаться.
Большую часть времени государь пробыл с девицей наедине, испытывая на прочность гостевую кровать, а потом, сломав разом две ножки, удовольствие прервал.
Из спальни Петр Алексеевич вышел еще более разочарованным. Утирая набежавшую слезу, он пожаловался на свой неуспех Лефорту. Франц внимательно выслушал Петра, а когда тот закончил говорить, едко поморщился и посоветовал не унывать.
— Не дури, Питер, ты же царь! Любая из женщин должна быть счастлива уже тем, что ты провел с ней ночь. Будь решительнее, и она обязательно оценит твою настойчивость.
К Францу Лефорту следовало прислушаться, он обладал немалым житейским багажом, знал не только заморских женщин, но и русских, а в Немецкой слободе сумел организовать целый гарем из хорошеньких горничных. Поговаривали, что едва ли не каждая прибывающая в Москву немка прошла через его широкую двуспальную кровать. Как бы там ни было, но в Кокуе бегало десятка два сорванцов, ликом и кудрями напоминающих генерала Лефорта.
— Ты вот что, Питер, будь с женщинами пообходительнее. Они это любят. Сделай женщине небольшой подарок, купи бутылку вина, припаси что-нибудь на закуску и даже не заметишь, как окажешься с ней в одной постели. Знаешь, Питер, у меня есть хорошая бутылка вина, я тебе ее дам. Подмигнув, добавил: — Оно ценно тем, что усиливает у женщины желание. Так что достаточно ей будет только пригубить его, как тотчас станет твоей, — Лефорт достал из шкафа пузатую бутылку из темно-зеленого стекла с длинным горлышком.
— А тебе не жалко с таким добром расставаться? — буркнул государь.
Любимец царя громко расхохотался, показывая свои крепкие ухоженные зубы. Непосредственная ребячья улыбка была ему к лицу, делая почти беззащитным. Наверняка это была одна из самых сильных сторон Франца Лефорта.
— Вино в таких бутылках я привез в Россию контрабандой целый воз. Надеюсь, что это останется между нами, Питер, а то на таможне у меня могут возникнуть проблемы.
Удачной шутке рассмеялись оба, и царь Петр, подхватив подарок, направился прямиком к дому Луизы.
Странное дело: при общении с женщинами Петр Алексеевич никогда не знал, что такое тревога, а сейчас, приближаясь к дому Луизы, почувствовал, как коленки предательски задрожали, в руках появилась слабость, да такая, что он едва не выронил бутылку с вином. Пришлось сделать несколько дыхательных упражнений, чтобы восстановить душевный покой.
Потоптавшись у порога, унимая волнение, самодержец вошел в дом.
Двое слуг, не привыкших к столь высокому визиту, сдержанно кланялись, посматривая на царя, неловко жавшегося у порога с бутылкой вина в руках.
— Мадмуазель Луиза дома? — спросил Петр, торжественно устанавливая вино на высокий секретер.
Получилось слегка напыщенно. На лице горничной отобразилась снисходительная улыбка. Денег-то у царя не оказалось, вот он и взял вино в соседней лавке, уж больно бутылка пообтерта.
Из соседней комнаты вышел хозяин дома Христофор Валлин. Поприветствовав русского царя легким поклоном, он пригласил его пройти в палаты. Хозяин был невысокого роста, одет в старый камзол с жирными пятнами на рукавах. В крупных, слегка пожелтевших зубах он сжимал погасшую трубку; даже на расстоянии нескольких аршин от него потягивало крепким табаком и добрым вином, как от иного франта изысканным парфюмом.
— Я бы хотел увидеть фроляйн Луизу, — губы Петра нервно дернулись.
Вот и опустился государь до обыкновенного просителя.
Хозяин выглядел необыкновенно смущенным.
— Моя племянница плохо себя чувствует, господин Питер. Она просила принести свои извинения.
Потоптавшись неловко у порога, государь покинул неприветливый дом.
Если день не заладился с самого утра, то вряд ли стоит рассчитывать на что-то благоприятное в дальнейшем. Оставалось пойти к Анне Монс — вот уж кто не станет пренебрегать его ласками. К ней можно заявиться без всякого любовного эликсира. Хлопнешь разок по мягкому месту, и сама поймет, что от нее требуется.
Христофор Валлин подошел к окну и не без сожаления посмотрел вслед удаляющемуся Петру. Ему показалось, что в сей раз плечи самодержца были опущены более обычного, как будто он тащил на них непомерный груз. После такого бесчестия не всякий кавалер решит возвращаться, а тут царь! Виданное ли дело? Скверная девка, все может разрушить.