Дверь из оранжереи вела в сад, но она оказалась запертой и закрытой на засов; ключа Леклер нигде не нашел. За толстым стеклом на противоположном берегу озера мерцали огни Женевы. Одинокая пара фар пробиралась по набережной Мон-Блан.
Инспектор вышел из оранжереи в коридор, из которого куда-то вели еще две двери. Одна оказалась огромным туалетом с большим старомодным ватерклозетом, другая — кладовой, заполненной разными ненужными мелочами из старого дома Хоффмана: свернутые и связанные бечевкой ковры, хлебопечка, шезлонги, набор для крокета… А в самом конце — первозданно новая детская кроватка, пеленальный столик и заводная игрушка из звездочек и лун.
Подозрительность, дитя страха, в высшей степени характерна для большинства диких животных.
Чарлз Дарвин.
Происхождение человека (1871)
В соответствии с данными женевской медицинской службы, машина «Скорой помощи» сообщила по радио, что она выехала из резиденции Хоффманов утром в двадцать две минуты шестого. В такое время, чтобы добраться по пустым центральным улицам города до больницы, потребовалось всего пять минут.
В задней части машины Хоффман категорически отказался выполнить правила и лечь на кровать; уселся сбоку, выставив перед собой ноги с вызывающим и одновременно задумчивым видом. Он был блестящим человеком, очень богатым и привык, что его слушают с уважением. Но сейчас вдруг обнаружил, что его везут в бедную и не такую счастливую страну, в какой он жил: в королевство больных, где все граждане представляют собой низший класс. Александр с раздражением вспоминал, как Габриэль и Леклер смотрели на него, когда он показывал им «Выражение эмоций у человека и животных» — как будто очевидная связь между книгой и нападением являлась всего лишь результатом его горячечного бреда. Он взял книгу с собой — она лежала у него на коленях — и сейчас рассеянно постукивал по ней пальцем.
Машина завернула за угол, женщина-медсестра протянула руку, чтобы его поддержать, и Хоффман сердито нахмурился. Он не верил в женевскую полицию, да и вообще в правительственные учреждения. Никому особенно не доверял, кроме самого себя.
Он принялся искать в кармане халата мобильный телефон. Жена, сидевшая напротив, рядом с медсестрой, спросила:
— Что ты делаешь?
— Хочу позвонить Хьюго.
Она закатила глаза.
— Ради бога, Алекс…
— Что? Он должен знать, что произошло. — Когда Хоффман услышал гудки в телефоне, он взял жену за руку, чтобы успокоить ее. — Мне уже намного лучше, правда.
Наконец, Квери взял трубку.
— Алекс? — Для разнообразия его обычно спокойный голос был напряжен и наполнен беспокойством: когда звонок в предрассветное время приносил хорошие вести? — Что, черт подери, случилось?
— Извини, что звоню так рано, Хьюго. К нам залез грабитель.
— О господи, я вам ужасно сочувствую… Ты в порядке?
— С Габриэль все хорошо. Я получил по голове. Мы сейчас в машине «Скорой помощи», едем в больницу.
— Какую?
— Думаю, университетскую. — Хоффман посмотрел на Габриэль, ища подтверждения, и она кивнула. — Да, в университетскую.
— Я еду.
Через несколько минут машина «Скорой помощи» промчалась по дорожке к большой университетской больнице. Сквозь затемненные окна Хоффману удалось оценить ее размеры: оказалось, что это огромное заведение, десять этажей, освещенных, точно терминал иностранного аэропорта. Но уже в следующее мгновение свет исчез, как будто кто-то задвинул шторы. «Скорая» покатила вниз по наклонному съезду под землю и остановилась, заглушив двигатель. В наступившей тишине Габриэль улыбнулась ему, пытаясь поддержать, и Хоффман подумал: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Задние двери распахнулись, и он увидел идеально чистую подземную парковку. Где-то далеко кричал какой-то мужчина, и его голос эхом отражался от бетонных стен.
Хоффману велели лечь, и на сей раз он решил не спорить: раз уж оказался внутри системы, то обязан подчиняться ее правилам. Александр вытянулся на каталке, ее опустили, и, сражаясь с жутким чувством беспомощности, он поехал по таинственным коридорам, невероятно напоминавшим фабричные, глядя на мелькающие на потолке лампы, пока, в конце концов, его на короткое время не припарковали около стойки регистрации. Сопровождавший жандарм вручил медсестре документы, и Хоффман некоторое время наблюдал, как она заполняет какие-то формы, потом повернул голову на подушке и увидел заполненную людьми комнату, в которой для равнодушных пьяниц и наркоманов работал новостной канал. На экране японские продавцы с мобильными телефонами, прижатыми к ушам, изображали самые разнообразные стадии ужаса и отчаяния. Но, прежде чем Александр сумел понять, что происходит, его снова повезли по короткому коридору и вкатили в пустое помещение в форме куба.
Габриэль села на пластмассовый стул, достала пудреницу и принялась нервными движениями красить губы. Хоффман наблюдал, как будто она вдруг стала незнакомкой: смуглой, аккуратной, сдержанной, похожей на кошку, приводящую в порядок мордочку. Когда он впервые увидел ее на вечеринке в Сен-Жени-Пуйи, она как раз этим и занималась.
В палату вошел уставший доктор-турок с планшетом в руках; пластиковый бейджик на белом халате сообщил, что доктора зовут Мухаммет Селик. Он внимательно изучил записи, посветил в глаза фонариком, стукнул по колену маленьким молоточком и спросил, как зовут президента Соединенных Штатов, а затем попросил посчитать назад от ста до восьмидесяти.
Хоффман без проблем отвечал на все вопросы, и довольный доктор надел хирургические перчатки. Сняв временную повязку с головы пациента, он раздвинул его волосы и принялся изучать рану, тихонько тыкая в нее пальцами. У Хоффмана возникло ощущение, будто доктор проверяет, не завелись ли у него вши. Разговор, сопровождавший осмотр, велся исключительно у него над головой.
— Он потерял много крови, — сказала Габриэль.
— Раны на голове всегда очень сильно кровоточат. Думаю, придется наложить пару швов.
— Рана глубокая?
— О, нет, не слишком, но довольно большая шишка. Видите?.. Его ударили каким-то тупым предметом?
— Огнетушителем.
— Хорошо. Сейчас я запишу. Нужно сделать сканирование мозга.
Селик наклонился так, что его голова оказалась на одном уровне с лицом Александра, улыбнулся, широко раскрыл глаза и заговорил очень медленно:
— Очень хорошо, месье Хоффман. Чуть позже я зашью вашу рану. А сейчас мы отвезем вас вниз и сделаем несколько снимков того, что находится у вас в голове, при помощи прибора, который называется компьютерный сканер. Вы знакомы с такой штукой?
— Компьютерная аксиальная томография использует вращающийся детектор и источник рентгеновских лучей, чтобы получить перекрестные снимки различных секторов мозга — придумано в семидесятых, ничего особенного. Кстати, я не месье Хоффман, а доктор Хоффман.