– Верно заметили. – Старик погладил бороду. – Прапрадед мой из-за гонений на веру бежал в Польшу… Там работал на пана, взял его фамилию. Только потом его все равно схватили и выдворили в Сибирь.
Он помолчал.
– Ну, а к нам за какой надобностью?
– Переночевать пустите? Нас восемь человек, в машине не поместимся…
Силантий снова построжал лицом.
– Извиняйте, у нас с этим строго… Мы чужих не пускаем…
– Не волнуйтесь, мы заплатим, – вмешался Карим.
Старик презрительно улыбнулся.
– Зачем нам деньги? Какая польза от них? Ни есть нельзя, ни носить, ни медведя отпугивать…
– Мы не доставим вам беспокойства, – как можно мягче сказал Иван Степанович. – У нас больной, может, у вас фельдшер есть…
Старик выставил вперед сухую морщинистую ладошку.
– Извиняй, Иван. Ты мне приглянулся, был бы один, может, и пустил бы. Но мы чужих не привечаем!
В это время стоящий сзади мужчина лет сорока с «трехлинейкой» за спиной, наклонившись, что-то зашептал Силантию на ухо. Карим и Рустам синхронно шагнули назад и расстегнули куртки. Но это не было сговором. Силантий вздохнул, почесал затылок, не глядя, протянул руку назад. Мужчина что-то вложил в нее, и Силантий показал руку гостям. На ладошке лежал винтовочный патрон.
– Таких зарядов дадите?
– Конечно, дадим, – облегченно сказал Карим. – Сколько надо?
– Не меньше десятка! – сказал Силантий настолько неуверенно, будто просил невозможное.
Рустам молча вынул из кармана запасной магазин, выщелкал патроны и высыпал в подставленные мужчиной ладони.
– И канистру горючего! – добавил Силантий.
– Без вопросов, – кивнул Карим. – Баньку истопите?
– Ладно, ночуйте, – нехотя сказал Силантий, оставив вопрос без ответа. – Только к нашим не приставать, по селу не блудить, водку не пить… Посуду с собой возьмите, у нас у каждого своя и ложка, и плошка… Как солнце зайдет, ложитесь и спите себе с Богом, а поутру уйдете. Вот, мой сын вас проводит…
Он повернулся к мужчине с «трехлинейкой»:
– Василий, отведи их в дом усопшей Пелагеи.
И, развернувшись, пошел восвояси. Остальные обитатели, оживленно судача, быстро разошлись по домам. Когда вездеход подъехал поближе и его пассажиры, собрав вещи, двинулись за Василием, поселок был пуст и казался вымершим, хотя из маленьких окошек за ними с любопытством наблюдали десятки пар глаз. Во дворах копошились куры, с лаем рвались с цепей большие лохматые псы. На пустыре возле хлева стояли трактор и семитонная прицеп-цистерна, выкрашенная почти облупившейся зеленой краской. «Такие были у нас в рабочем поселке», – отметил про себя Мончегоров.
Пустой дом находился в самом конце поселения, смотря восточным окном на приблизившуюся вплотную тайгу. Из соседней избушки вышла на крыльцо женщина в длинном черном платье, но, увидев незнакомцев, торопливо забежала обратно.
– Вот, ночуйте! – Василий широким жестом распахнул скрипучую дверь. Запора на ней не было.
В единственной комнате хотя царил нежилой дух, но, как ни странно, было убрано. Вдоль стен стояли две деревянные кровати. В углу находилась божница, на икону накинуто небольшое полотенце с вышивкой. В другом углу располагалась печь. У окна – кухонный стол, две табуретки, над столом висел шкафчик для посуды.
Карим занял одну кровать, Рустам – другую. «Шайке» пришлось разложить спальники на полу, впритык один к другому. Водитель постоял у двери, махнул рукой и ушел спать в вездеход. Мончегорову досталось место у двери. Он заметил, что челюсть у Тайги распухла еще больше, и напомнил Василию, что им нужен фельдшер. Тот издал неопределенный звук и ушел. Но через некоторое время вернулся с немолодой женщиной довольно крупного сложения в длинной черной юбке, белой кофте и белом платке.
– Вот, Ефросинья, она у нас лучше фельдшера лечит…
Целительница внимательно осмотрела всех маленькими цепкими глазами, подошла к Тайге, бесцеремонно взяла его за подбородок, осмотрела заметную припухлость под левым ухом, осторожно пощупала…
– Это он тебя так угостил? – Женщина кивнула на Рустама, чем вызвала всеобщее удивление. Откуда она может знать такие подробности?
– Нет, я сам упал, – с трудом ответил Тайга – рот у него уже еле-еле открывался.
– Хорошо только сустав выбил, а не сломал! – сказала Ефросинья. – Ну-ка, потерпи!
Она сделала резкое движение, раздался щелчок, Тайга коротко вскрикнул.
– Всё, всё, поставила на место, – успокаивающим тоном произнесла целительница. – Сейчас Василий мазь принесет, чтобы опухлость сошла…
Она направилась было к двери, но остановилась и напоследок осмотрела всех гостей. Ничего не сказала, только покачала осуждающе головой. Да губы поджала так, что они превратились в куриную гузку. Потом вышла, Василий последовал за ней.
– Чего она на нас так пялилась? – спросил Муха. – Глаз у нее, как у ведьмы!
– Заткнись, – оборвал его Тайга. – Баба мне реально помогла!
Через некоторое время Василий принес баночку с черной, резко пахнущей мазью, отдал Тайге, а неловко скорчившегося на полу, у двери, Мончегорова поманил пальцем.
– Пошли со мной, отец зовет. Только посуду свою возьми.
Иван Степанович понял, что это приглашение на ужин.
Силантий Бельский жил на середине короткой улицы в бревенчатом доме, тоже с одной комнатой, но более просторной. Он сидел за столом, покрытым расшитой узорами небольшой скатертью, а может быть, полотенцем. Перед ним стояли самовар, чугунок с картошкой в мундире, глиняная тарелка с солеными огурцами и сковорода с жареными грибами.
– Угощайтесь, Иван, – добродушно произнес хозяин. – Василий сказал, что у Пелагеи вам места не нашлось. А я вижу, вы человек образованный, у нас такие редко бывают. Последний раз приезжали, когда атом взорвался… Тут не так далеко, верст сто или двести – мы и огонь адский видели, и гул подземный слыхали… Вот они понаехали, все приборами что-то мерили, а те, что в белых халатах, мне палец прокололи… Я тогда молодой был, вырвался, в окошко выпрыгнул и в тайгу убежал…
Иван Степанович не успел проголодаться, но с удовольствием отведал грибов и соленых огурчиков, накладывая их своей ложкой в свою алюминиевую миску.
– Как же вы тут живете? – спросил он, когда Силантий замолчал. – На сотни километров вокруг ни людей, ни жилья…
– А зачем оно нам? – Старик пожал плечами. – У нас все есть. И дичь, и рыба в озере совсем близко. И пилорама, чтобы бревна распускать. А работы много – скучать некогда.
– А как же дети? Им же учиться надо!
– Мы их и учим. Азбука есть, псалтырь и часослов тоже имеются. А если кто захочет – тот в Большой Мир уйдет, мы никого не держим…