Осмотр и обыск палаток занял не менее пятнадцати минут. Но ничего не дал, кроме стопки разного рода документов, которую нашли в одной из палаток – самой маленькой и самой теплой – трехслойной, и принадлежащей, судя по всему, Бабаджану Ашуровичу. Не желая терять времени на разбор документов, старший лейтенант оставил в руках только несколько карт, а все остальное засунул в рюкзак. Но и карты он начал рассматривать уже на ходу. Как оказалось, не зря. Карты относились к разным районам Дагестана. Но на одной из них, где было обозначено это самое ущелье и сопредельная территория Грузии в придачу, был проложен маршрут до какого-то села. Резонным было предположить, что Дагиров отправлял кого-то в это село, приглашая гостей на свой «юбилей», и прочертил для посыльного маршрут на карте. Эту карту можно было бы использовать и во время погони, и потому Самоцветов убрал ее не в рюкзак, к остальным документам, а в свой офицерский планшет, куда уже была вложена армейская карта. Правда, армейская карта теряла подробности за пределами России. А командиру взвода спецназа, возможно, пришлось бы и за эти пределы выйти. И потому карта эмира могла ему сгодиться. Тем более теперь было ясно, что после выхода в Грузию, пройдя шестнадцать с половиной километров, необходимо повернуть направо по единственному, видимо на много километров, выходу из ущелья и двигаться по какой-то, судя по всему, трещине, вручную обозначенной на карте и дополненной тремя восклицательными знаками. Эти восклицательные знаки были загадкой, которая пока ни о чем не говорила, но что-то, определенно, значила. Возможно, и скорее всего, проход этот скрытый и не известный никому постороннему. Возможно, в этом проходе существовала некая опасность, которой следовало остерегаться.
Правда, там, через десяток километров после выхода из трещины, предстояло пройти рядом с погранзаставой. Если верить карте, то в пределах визуального наблюдения. Как бандиты сделают это – непонятно. Сами они еще могут пройти. Как-никак, они, в большинстве своем, видимо, жители Грузии, а в Грузии не существует такого понятия, как погранзона. Это понятие раньше существовало в Советском Союзе и существенно помогало охранять границы. По крайней мере, не каждый мог попасть в погранзону, и каждый посторонний, попавший в нее, был сразу заметен и проверялся. Тем не менее, если будут проверять документы у группы, то претензий к сванам предъявить не смогут.
Но в банде не только сваны. Хотя, на этот случай, всегда следует учитывать возможность скрытного прохода. Для этого существует темнота. Бандиты не захотят выпустить из рук оружие, на которое тоже не могут предъявить разрешение, они не смогут предъявить документы своих пленников, потому что пленники – граждане России, которых вынудили нарушить границу. Да и часть бандитов – члены банды Дагирова, как думал Самоцветов. Скорее всего, банда предпочтет дождаться темноты и в темное время суток пройти мимо заставы. Но все это только в том случае, если не существует конкретной договоренности с грузинскими пограничниками. А такая договоренность тоже вполне может быть. Насколько старший лейтенант был в курсе, грузинские пограничники вообще народ сговорчивый и зеленый цвет любят не только потому, что носят зеленые петлицы и шевроны, но и в качестве определенного вида зеленых бумажек тоже. Бандитам эта сговорчивость может понравиться. А вот командиру взвода спецназа ГРУ расплачиваться со стражами горных рубежей нечем. Да и не умеет он это делать, не привык. И потому лучше завершить преследование раньше, не доходя границы, а если не получится, то следовало как-то умудриться незаметно миновать эту заставу.
Если банда успеет миновать заставу до того, как ее догонят, ей еще около тридцати километров идти по ночным горам до обозначенного на карте, как конечная точка маршрута, села, где пленников должен ждать грузовик. Есть возможность догнать и на этом участке. Но там могут вмешаться пограничники, которые услышат выстрелы, но не спецназовцев, имеющих автоматы с глушителями, а бандитов. Однако пока думать и гадать рано. Предстояло еще догнать банду. А дальше уже все решится. Действовать придется, исходя из обстановки. То есть так, как привык действовать спецназ ГРУ, который специально этому обучают…
* * *
В самом начале пути по ущелью старший лейтенант Самоцветов повел своих солдат там, где вели пленников, то есть под скалами, по камням, где не остается следов. Но потом решил, что свернуть и изменить направление движения бандитам возможности никто не предоставит, и потому преследователям можно идти там, где ровнее и где можно бежать. Уж что-что, а бегать спецназовцы хорошо обучены. Это вообще одна из основных особенностей спецназа ГРУ, отличающая его от всех других видов спецназа. Спецназ ГРУ умеет перемещаться стремительно благодаря постоянным и даже, если есть такая возможность, ежедневным напряженным тренировкам. И эта быстрота, рассчитывал Борис Анатольевич, позволит им значительно сократить отставание. Не бандитам тягаться со спецназом. Тем более путь предстояло пройти не самый короткий, а пленники измождены и традиционно неторопливы. Бомжам физиология организма не позволит быстро передвигаться, а бомжи составляют большинство среди четырнадцати пленников. Они подспудно будут медлить, поскольку не желают уходить за границу. И понять пленников можно. Оттуда скорее всего они уже не вернутся. И никто не предоставит им там теплую бойлерную в подвале жилого дома и флакон какой-нибудь гадости, типа стеклоочистителя на ночь. Поднимать будут рано, заставлять что-то делать, а это для привычного к свободе бомжа вообще невыносимо. Конечно, бандиты будут их подгонять всеми возможными средствами. Однако возможности бандитов ограничены. Знаменитый метод кнута и пряника в данном случае можно использовать только наполовину. А это в большинстве случаев малоэффективно. И любое действие будет вызывать только противодействие.
Однако, когда группе спецназа попалось на пути тело расстрелянного бомжа, лежащего с раскинутыми в стороны руками, спецназовцы поняли, что бандиты никакими методами гнушаться не будут. Даже если много заплатили за своего раба, они посчитают, что лучше одного пристрелить, чем потерять остальных вместе со своими или жизнью, или свободой. Этим убийством бандиты просто запугивали остальных пленников. Впечатление складывалось такое, что бандиты знали об идущей по пятам погоне. Они могли слышать звуки боя у себя за спиной, потому что по горному ущелью любые громкие звуки способны уноситься далеко, и догадаться, чем закончится бой. Старшему лейтенанту следовало еще сильнее торопиться, чтобы не допустить следующего убийства. И Самоцветов, хотя думал, что идет уже излишне быстро и не бережет силы своих солдат, все же увеличил темп передвижения. И чаще стал переходить с быстрого шага на бег.
Темп бега, как и темп пешего хода, задавал сам старший лейтенант, возглавляющий группу. Рядом с ним бежал только пулеметчик взвода ефрейтор Леха Соболев. Второй пулеметчик рядовой Серега Снегиренков сначала тоже держался рядом с командиром и ефрейтором Соболевым, но, по мере того, как у Снегиренкова щеки приобретали цвет груди настоящего снегиря, рядовой начал отставать и теперь держался уже на три шага позади, рядом с солдатской колонной. Конечно, пулеметчикам такие дистанции давались труднее всего. Во-первых, вес пулемета нельзя сравнивать с весом малогабаритного «девяносто первого» автомата, во-вторых, каждый пулеметчик нес при себе значительный запас патронов, что тоже не способствовало поддержанию высокого темпа. Однако, зная характер второго пулеметчика, командир взвода не подгонял его. Снегиренков всегда может добавить в скорости, если того потребует обстановка. Он просто в силу своего характера сможет быстро бежать. Хотя, в принципе, то же самое можно было бы сказать обо всех солдатах взвода. Другие в спецназе ГРУ не удерживались, и их еще в начале службы передавали в более мирные части, например в спецназ ВДВ, где бывшие спецназовцы ГРУ становились примером для подражания и гордостью командиров.