Ответить на этот вопрос старший сержант Семисилов не мог, и отсутствие ответа мучило его так, словно он большую беду подпустил на опасную дистанцию. И от понимания, от решения вопроса будто бы зависело, будет беда или нет. Но решение вопроса никак не давалось старшему сержанту. И Родион перестал об этом думать, зная, что мысль вскоре сама вернется, и уже с нужным ответом. Пусть думает подсознание. Оно знает и помнит гораздо больше сознания, оно в курсе многого, что для сознания недоступно…
* * *
Родион почему-то считал, что они все же вот-вот выйдут на прямой след убегающих бандитов, нагонят их и уничтожат. В своей способности уничтожить бандитов он не сомневался, несмотря на то что их было пятеро против четверых спецназовцев. Но прошло два с половиной часа преследования. И уже след окровавленного башмака приходилось искать, потому что он стал слишком слабым. И даже пришлось подсвечивать фонарем, чтобы отыскать след, а бандитов все не было и не было. Несколько раз старшему сержанту Самоцветову даже голоса где-то неподалеку слышались. Он давал знак всем, прижимая растопыренную ладонь к уху. Все прислушивались, но ничего не слышали. Наверное, ветер создавал иллюзию голосов. Или только изредка доносил настоящие голоса, но издалека и обрывками, недоступными для того, чтобы сложить их в слова. Такое с каждым может случиться, когда особенно напряженно чего-то ждешь и очень хочешь. Впрочем, ветер дул с другой стороны и никаких голосов принести не должен был. Разве что бандиты резко изменили направление и двинулись в обратную сторону.
А потом и след окровавленного башмака пропал. Это все было вполне понятно и ожидаемо. Кровь на башмаке высохла и перестала отпечатываться. Та, что там была, стерлась, а новая не поступила. Родион с младшим сержантом Васнецовым долго ползали на четвереньках, подсвечивая себе тактическими фонарями, но ничего найти не смогли. Если бы бандиты шли колонной по одному, они, конечно, проложили бы хотя бы едва заметную тропу. Пятерых человек для этого хватит. Жухлая трава смерзлась и легко ломается под подошвами. И спецназовцы умеют такие тропы находить. Но банда Дагирова тоже была опытной, и шли бандиты, видимо, вразнобой, на дистанции друг от друга и тропу у себя за спиной не оставляли. И так вот, ползая на четвереньках, в ночи отыскать их одиночные следы было просто невозможно. Терялась скорость погони. И не было смысла в таком поиске. Оставалось только махнуть рукой на эту затею с преследованием, как бесполезную.
Целый час, сидя на холодных камнях, отдыхали. Родион винил себя за беспомощность и за то, что упустил эмира. И именно в этот момент, когда им овладело отчаяние от собственного бессилия, сержанту пришла в голову та самая мысль, которая никак не давалась часом раньше. Пришла с готовым решением. Старший сержант даже выпрямился, все осмыслив.
– Что ты, Родя? – спросил Васнецов, заметив непривычный вид замкомвзвода.
– Последний час мы в каком направлении шли?
– Вдоль горной гряды, как я понимаю. К своим, по сути дела, возвращались. Шли, пока следы были. А теперь куда, не знаю… Стоим…
– А я знаю куда. И не нужны нам следы. Эмир к нашему лагерю двинулся.
– Зачем?
– Пленных своих освобождать. Парней наших хочет спящими перерезать.
– Перережешь их… Там часовой! Откуда вообще такие мысли?
– Я слышал, Бабаджан – самолюбивый, болезненно злой и мстительный человек.
– И что с того? Они все, местные, такие. И злые, и мстительные.
– Ранение во вторую ягодицу. Эмир считает это издевкой. Насмешкой. Я же уже обещал ему такое ранение и помню, как он зубами из-за моих слов заскрежетал. Он бы не простил нам этого. Постарался бы отомстить.
– И что? Не понимаю, к чему ты клонишь?
– Мы к Серафиму Львовичу возвращались уже в полной темноте…
– Да. И что?
– Что мешало эмиру отойти на пять шагов, залечь со своими парнями и расстрелять нас почти в упор?
Младший сержант плечами пожал.
– Мог бы, запросто… Не догадался, слава богу.
– Нет. У Дагирова достаточно хладнокровия, чтобы даже во время пожара мыслить с ясной головой. Перед ним был выбор. Однако он рисковать не захотел. Выбрал другое и поспешил сразу в обратную дорогу, чтобы освободить наших пленников. И, может быть, вместе с ними, понятно, смотаться за границу. Подлечиться, вернуться и отомстить. Всем, не нам персонально. Он всех ненавидит.
– Это вариант, – согласился младший сержант. – Гнать надо. К своим. В ущелье…
– Гоним… Серафим Львович, если ты темпа не выдержишь, а ты его не выдержишь, просто садись на первый же камень и жди нас. А лучше и не поднимайся. Здесь сиди. Мы за тобой утром вернемся. Только никуда не уходи. Заблудишься, где тебя будем искать?
– Я с вами… – попросился бомж, опасающийся остаться в одиночестве. – Здесь кругом столько шакалов водится… Нападут на спящего, не отобьюсь…
– Шакалы на людей не нападают. И они сейчас возле ущелья собрались. Оттуда сильно кровью пахнет. Ждут, когда им проход освободят. А мы бегом. Ты не сдюжишь…
– Ну, если так… Бог вам в помощь, – сказал бомж. – А я себя, наверное, просто Господу поручу. Он решит сам, что со мной делать. Он лучше меня знает, что мне лучше. За столько лет страданий, может быть, простит мне старый грех, который и сделал из меня бомжа. Дело так было… «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом» [6] . А я в гордыне человеческой не стерпел…
Отставной доктор богословия, кажется, собрался исповедоваться перед солдатами. Но они слишком торопились, чтобы выслушивать его исповедь. Вопрос стоял о безопасности целого отделения спецназа.
– Главное, не ложись. Уснешь, замерзнуть можешь… – подсказал младший сержант Васнецов и одновременно с солдатами полез в свой рюкзак.
Не сговариваясь, все трое протянули бомжу по плитке горького шоколада. У старшего сержанта шоколада уже не осталось…
* * *
Требовалось спешить – бежать, насколько хватало сил и скорости. Но и себя контролировать тоже необходимо. Старший сержант Семисилов понимал разницу между спринтерским и стайерским забегами. И темп взял, хотя и очень высокий, тем не менее совсем не спринтерский. Серафим Львович провожал спецназовцев взглядом, пока темнота не скрыла их, а когда скрыла, вздохнул. Конечно, он бы этого темпа не выдержал, и сам понимал это лучше других. А солдаты, кажется, выдерживали без натуги. Пусть темп был и чуть выше, чем на обычных утренних пробежках, тем не менее, он был именно такой, который позволял долго бежать довольно быстро, не сбивая дыхания. Ветер постепенно разгонял тучи, и в небе появились сначала звезды, а потом и луна, которая хорошо освещала весь путь. Появись такая луна на четыре или даже, может быть, на три часа раньше, бандитам невозможно было бы уйти от преследования. Их бы увидели, догнали и расстреляли. Но сейчас их видно не было, хотя Семисилов постоянно смотрел вперед, в надежде догнать эмира раньше, чем он сумеет подобраться к спящим солдатам. Там, в ущелье, осталось одно отделение. Но все бойцы отделения опытные, и сам командир отделения опытный. Пленников они наверняка свяжут на ночь и часового выставят. А это значит, что эмир Дагиров в любом случае имеет мало шансов на успех. Хорошо, если он не успел добраться до ущелья в темноте, когда луна была за тучами. Если еще не добрался до места, то и никогда не доберется. Он вообще не сможет близко подойти. А впятером при двух раненых идти в атаку на целое отделение глупо. Для уничтожения группы Дагирова потребуется несколько секунд.