– Ты прекрасно справилась с задачей, мамочка! – воскликнула юная леди, наклонив голову, дабы запечатлеть на щеке матери восторженный поцелуй. – Ведь это было так нелегко сделать!
– Надеюсь, этого достаточно, – удовлетворённо промолвила миссис Эсдейл. – Хотелось бы ещё, чтобы фонограф нас не подвёл. Ты ведь помнишь, что на заседании Британской ассоциации по распространению научных знаний я уговорила уважаемого профессора Стандертона наговорить для записи на фонограф тезисы его лекции, посвящённой жизнеописанию гидроидных полипов.
– Трудно себе представить, – воскликнула Роз, глядя на квадратного вида аппарат, водружённый на самое почётное место в центре стола, – что этот ящик из дерева и металла вдруг заговорит человеческим голосом!
– Ну, не совсем так, дорогая. Ведь эта коробка не сможет сказать ни слова сверх того, что человек наговорил в неё заранее. От неё, право, не стоит ждать никаких неожиданностей. Очень надеюсь, что эта штуковина нас не подведёт.
– Руперт займётся фонографом, когда вернётся из сада. Он ведь хорошо разбирается в технике. О, мам, я что-то так переживаю!
Миссис Эсдейл обеспокоенно посмотрела на дочь, ласково проведя рукой по её роскошным тёмно-русым волосам.
– Понимаю, – мягким, успокаивающим голосом промолвила женщина. – Я очень хорошо тебя понимаю, родная моя.
– Он ждёт от меня ответа сегодня же вечером, мама.
– Повинуйся своему сердцу, дитя моё! Поступай, как тебе подсказывает здравый смысл, но действуй осмотрительно. В делах сердечных я не вольна что-либо тебе указывать.
– Ты так добра ко мне, мамочка. Руперт прав, конечно. Мы слишком мало знаем о Чарльзе… я хотела сказать, о капитане Бизли. Но всё, что мы знаем о нём, говорит только в его пользу.
– Ты права, дорогая. Он весьма музыкален, хорошо образован, нрава добродушного, и, безусловно, он очень и очень недурён собой. Кроме того, из его разговоров становится ясно, что он вращается в весьма высоких сферах.
– Да, мам, он вхож в самые высокие круги в Индии. Он был близким другом генерал-губернатора. Ты сама слышала, что он говорил накануне о семействе д’Арси, о леди Гвендолин Ферфакс и о лорде Монтегью Гросвеноре.
– Видишь ли, дорогая, – смиренным тоном вымолвила миссис Эсдейл, – ты уже вполне взрослая девушка и сама знаешь, как тебе поступать. Не моё дело тебе указывать, но всё же скажу: мои симпатии на стороне профессора Старса.
– Но, мам, ведь он такой несимпатичный, можно сказать, урод.
– Зато занимает прочное положение в обществе: ему немногим за тридцать, а уже состоит в Королевском обществе.
– Ну и что? Послушай, мамочка, любой другой, только не он! Ох, я так нервничаю. У Чарльза такие серьёзные намерения, а ответ я должна дать сегодня вечером. Боже праведный, через час уже придут гости – не пора ли нам подняться к себе и переодеться?
Дамы встали, но тут на лестнице послышались чьи-то быстрые шаги. Через секунду в комнате показался энергичный молодой человек с вьющимися тёмными волосами.
– Всё готово? – обратился он к дамам, устремив взгляд на ряды столов, заставленных разнообразными предметами.
– Всё готово, дорогой, – ответила ему мать.
– Рад, что застал вас вместе, – обратился к ним юноша, руки его были глубоко засунуты в карманы брюк. На лице читалась некоторая обеспокоенность и даже смущение. – Вот о чём я хотел с вами поговорить. Послушай, Рози, немного пофлиртовать, конечно, никому не возбраняется, но хочу верить, что ты, сестра, не настолько глупа, чтоб строить серьёзные планы в отношении этого Бизли?
– Дорогой Руперт, – тут же вмешалась в разговор миссис Эсдейл, – прошу тебя, постарайся избегать столь резких выражений!
– Вижу, что обстоятельства сильно сблизили их. Боюсь показаться невежливым, Рози, но не могу же я оставаться безучастным, когда вижу, что ты готова погубить свою жизнь, связав её с человеком, у которого за душой ровным счётом ничегошеньки нет, кроме разве смазливых глазок да пышных усов. Прояви же наконец благоразумие, сестрица, и не давай своего согласия этому типу!
– Послушай, Руперт, для принятия решений в этом вопросе у меня куда больше прав, чем у тебя, – покровительственным тоном осадила сына миссис Эсдейл.
– Это не совсем так, мам, поскольку мне удалось навести об этом субъекте кое-какие справки. Чеффингтон-младший, служивший в Королевском артиллерийском полку, недурно знает его по Индии. И вот что он рассказал…
Однако сестра не дала ему договорить, прервав намечавшийся было поток громких разоблачений на полуслове.
– Мама, я не собираюсь выслушивать клеветнические измышления, к тому же произносимые за глаза! – вспылила девушка. – Кстати сказать, он никогда не говорил о тебе ничего дурного, Руперт, и я не понимаю, почему, собственно, ты на него так взъелся. Это несправедливо и совсем некрасиво с твоей стороны!
Тяжело дыша, Роз ринулась к двери. Щёки девушки пылали, глаза сверкали от гнева, грудь вздымалась от переполнившего её негодования. Тотчас за ней следом поспешила и мать, всеми силами пытаясь утешить дочь. Оглянувшись, она бросила на сына взгляд, полный негодования.
Руперт Эсдейл остался недвижно стоять, с виноватым видом втянув голову в плечи и нервно потирая руки. Видно было, что молодой человек испытывает острое чувство вины перед матерью и сестрой, но при этом толком не понимая, за что ему, собственно, было себя винить. То ли за то, что в пылу откровений наговорил лишнего, то ли за то, что не всё успел им сказать.
Прямо перед его глазами на столе стоял фонограф. Соединительные провода, аккумулятор – всё было на месте и готово для демонстрации гостям. Юноша с любопытством взглянул на прибор, неспешным движением вынул руки из карманов и, присоединив клеммы аккумулятора, нажал на кнопку «пуск». Из рупора раздался хриплый, переходящий в свист звук, затем послышался ясно различимый голос известного учёного, читающего лекцию.
– Из всех проблем, – донеслось из аппарата, – с которыми мы столкнулись в ходе научных изысканий, проведённых в области придонной морской микрофауны, наибольший интерес вызывает, пожалуй, исследование процесса регрессивного метаморфизма, перед которым мы стоим при изучении усоногого рачка. Расчленение аморфной протоплазменной массы…
Тут Руперт отсоединил клеммы аккумулятора и забавный, звенящий как металл голос смолк так же неожиданно, как и возник.
Молодой человек с лёгкой улыбкой взирал на говорливое устройство из дерева и металла. Вдруг улыбка на его лице сделалась шире, а глаза заблестели озорным блеском. Он энергично хлопнул себя по колену и начал радостно пританцовывать – было видно, что юношу осенила какая-то блестящая идея. Крайне осторожным движением он выдвинул из корпуса звукозаписывающего устройства металлические пластины, на которые была записана лекция уважаемого профессора, и отложил их в сторону. Вместо них он вложил в чрево фонографа чистые, готовые к записи пластины и, водрузив аппарат под мышку, быстрым решительным шагом устремился к себе в комнату. За пять минут до прихода гостей звукозаписывающая машина вновь стояла на своём месте в центре стола в гостиной.