— Прости, государь, за прегрешения. Век правдой служить буду, как отцу твоему служил, Василию Ивановичу.
Утро следующего дня Шах-Али встретил в дороге. Он ехал в Казань в сопровождении тысячи стрельцов. А на десятый день пути на высоком холме он увидел стены города и островерхие крыши минаретов.
— О Аллах, исполни мою мечту, сделай меня счастливым. Пусть Казань навсегда останется в моей власти! — просил Шах-Али.
Город встречал бывшего и будущего хана настороженно. Неласковы были взоры мурз, встречавших Шах-Али. Он въехал в Казань через Ханские ворота в сопровождении небольшой свиты. Следом шествовал отряд русской стражи — только ей и доверял Шах-Али.
Появилась еще одна группа встречающих. Впереди был Чура Нарыков. Именно Чуру и хотел видеть в этот час Шах-Али. Сейчас, как никогда, важна поддержка могущественного эмира. Обменялись приветствиями, воздавая хвалу Аллаху.
— Хан, — приложил Чура руку к груди. Голова замерла в почтительном поклоне. — Нам нужен только ты. Войско же хана Ивана пусть остается за пределами Казани.
Вот он, знак беды. «Эмиры и мурзы хотят лишить меня поддержки царя, но если я откажусь, тогда придется распрощаться с Казанью». Шах-Али туго натянул поводья, и удила глубоко врезались в губы жеребца. Будущий хан размышлял всего лишь мгновение, потом он повернулся назад и махнул рукой поотставшему отряду:
— Отъезжайте в Москву, я остаюсь здесь… И передайте Ивану Васильевичу, что свое обещание я помню.
Князь Дмитрий Палецкий, поклонившись бывшему касимовскому царю, молвил:
— Не беспокойся, государь, все будет исполнено, — и, повернувшись в сторону ожидавшей его дружины, произнес: — Вот и проводили мы царя Шах-Али, исполнили волю государя, а теперь и в Москву можно подаваться.
Приблизился Чура:
— Достойнейший Шах-Али, тебя ждут во дворце.
Будущий хан ослабил поводья, и конь звонко зацокал копытами по булыжнику.
Через чугунную решетку Ханских ворот Палецкий видел широкую спину Шах-Али. По обе стороны от него ехали касимовские мурзы. «Эти в обиду не должны дать, — подумал князь, — да уж больно мало их!» — Беспокойство уже тронуло его сердце.
«Что же сказать Ивану Васильевичу, государю? — думал он растерянно. А Шах-Али все дальше и дальше удалялся от ворот. — Не обернется. Примета плохая, а ему сейчас удача нужна».
В мечеть Кулшерифа народу набилось до отказа. Каждый хотел увидеть нового хана, и огромная толпа теснилась у самого входа. Здесь собралась вся Казань — от мала до велика. В центре, в парчовых халатах, стояли карачи, здесь же был и сам Кулшериф. Все ждали появления Шах-Али. Наконец появился и он. Нарядный. Беззаботный.
По знаку Кулшерифа Шах-Али пересек залу и, подобрав под себя ноги, уселся в центре большого ковра. Хан не внушал почтительности: роста маленького, толст, лицо безбородое. И это сильно смущало мулл.
Но Шах-Али, счастливый, не замечал недоуменных взглядов и усмешек стоящих рядом карачей и мулл. Он смотрел на благожелательно настроенный казанский люд. Всюду улыбки, улыбки, улыбки… И нет им конца! Неужели именно этот народ когда-то лишил его власти?..
К ковру, на котором восседал Шах-Али, подошли четверо карачей, самых знатных и самых богатых: эмир Чура Нарыков, эмир Булат, улан Худай-Кул, эмир Нур-Али. Под восторженные возгласы толпы они подняли за углы ковер, на котором сидел Шах-Али. Краснея от натуги, карачи прошли по мечети — каждый из присутствующих должен видеть счастливое лицо будущего хана. Осторожно, будто толстое тело Шах-Али было святыней, они опустили ковер в центре мечети.
— Да здравствует казанский хан Шах-Али! — прокатилось под высокими сводами главной мечети государства.
— Али!.. Али!.. Али! — охотно откликнулось эхо.
— Славься же во веки веков!
Кулшериф, прикрыв глаза, прочитал благодатную молитву, восхваляющую деяния Аллаха.
— Слава Всевышнему, что он дал нам на ханство казанское Шах-Али! Амин! — наконец произнес он и провел узкими ладонями по сухому волосатому лицу.
— Амин! — раздалось вокруг, словно вздох.
Так Шах-Али стал казанским ханом во второй раз.
Сопровождаемый многочисленной свитой и народом, новый властелин покинул священную обитель. Людской поток вслед за Шах-Али схлынул на мощенную серым булыжником площадь и разлился по узким улочкам.
Весь день город ликовал. Всюду были выставлены бунчуки [26] — так Казань приветствовала нового хана.
А московский посланник Дмитрий Вольский возмущался:
— Войско русского царя в город не пустили, воеводу не приветили, а посла государя Ивана Васильевича не во дворце держат, как чину его подобает, а в посаде, на самых задах. Словно сироту какого-то или родственника дальнего. Сказано об этом будет государю московскому. Не пожалует он казанских бояр, хулу им воздаст.
— Верно, — соглашался с князем тысяцкий, — прогневается государь и заново с войском пойти может. Несдобровать Казани, коли вся земля Русская поднимется.
А счастливый Шах-Али, не чувствуя настороженных, а порой и просто ненавидящих взглядов, шел по персидским коврам к ханскому дворцу.
Утром под тонкие и протяжные призывы муэдзинов со всех концов города к мечетям поспешили мусульмане. Этот день для ханства был необычным — в главной мечети проповедь читал сам Кулшериф: — Да будет славен казанский хан Шах-Али по велению Господа нашего. Ибо все, что происходит на земле, следует от соизволения его, а не от прихоти людской. Так пусть же Шах-Али будет добрым господином и заступником нашим, справедливым судьей и бережливым хозяином. Пусть Аллах сохранит его и весь род его славный от беды и напасти. Амин!
Через Ханские ворота в сопровождении большого отряда казаков в Москву выезжал мурза Чапкун Оттучев. Он спешил сообщить государю московскому о занятии Шах-Али казанского престола. С подворья вслед удаляющемуся отряду хмуро смотрел Дмитрий Вольский.
— Государю докладывать едут. Обманут они нас. К царю Шах-Али не пускают и вестей от него не дают получать. Видно, задумали что-то. Но, слава тебе Господи, Дмитрий Палецкий в дороге уже.
В полдень Чапкун нагнал головной полк Дмитрия Палецкого. Князь встал лагерем, и огромные шатры были расставлены по всему полю.
— Окружить, — приказал мурза, — и чтобы никто не вышел! Всех побить, а эмира Палецкого — ко мне!
Князя, разутого и в одной рубахе, разодранной у самого плеча, вытащили из шатра и доставили к Чапкуну. Дмитрий Палецкий утер рукавом с лица кровь и посмотрел на мурзу. Чапкун сидел на высоком жеребце, а конь, чувствуя запах крови, громко фыркал, нетерпеливо переступал ногами. Мурза любовно похлопал его по холке.