Машины тем временем приближались к воротам, за которыми располагался двор лаборатории. «Мерседес» обогнал грузовик и автокран и въехал туда первым. Другие машины остановились возле самых ворот. Началась разгрузка, которой командовал водитель «Мерседеса», высокий сутулый человек в военном мундире. Роль стропальщиков при нем выполняли солдаты охраны не в армейской камуфлированной, а в черной форме.
– Это не армия, а коммандос, – объяснил старший лейтенант, не дожидаясь моего вопроса. – Грубо говоря, войска специального назначения. Они охраняют лабораторию и подчиняются не Министерству обороны, а непосредственно службе безопасности своей страны. Набирались по приказу Саакашвили, в основном из уголовников. Когда эти коммандос входили в селения, расположенные в Южной Осетии, они сразу все забывали и приступали к грабежу. На большее такие герои неспособны. Обучали их американцы, но тех самих нужно натаскивать. С гражданской стороны подразделениями коммандос зачастую руководят воры в законе. Сами боссы службы безопасности не знают, как их войска специального назначения поведут себя в какой-то ситуации. Меня удивляет, что этих парней допустили сюда для охраны такого важного объекта. Но вся лаборатория создавалась под патронажем правительства Саакашвили. На ее открытии присутствовали тогдашний премьер-министр Ники Гилаури и американский посол Эндрю Вебер.
– Когда машины заезжали, я видел, там что-то над воротами написано, – сказал младший сержант. – Лозунг какой-то. На грузинском.
– Покажи ворота, пока разгружают! – приказал мне Станиславский.
Я перевел камеру на ворота и укрупнил надпись, сделанную на арке.
Старший лейтенант прочитал ее по-грузински и тут же объяснил нам:
– Это знаменитая фраза дагестанского имама Шамиля. Переводится она примерно так: «Малым народам нужны большие кинжалы». Думаю, химическое и бактериологическое оружие рассматривается грузинской стороной именно в этом качестве. Американцы вроде бы опять остаются ни при чем. Они поддерживают и уважают международные конвенции. Но только днем, образно говоря. А ночью распространяют технологии изготовления оружия массового поражения. Это обычная американская тактика. Она давно известна не только нам. Продолжаем наблюдение!..
Мне оставалось только радоваться своей способности к осваиванию компьютерных программ. Это дало нам возможность поочередно отсыпаться и не быть разбитыми. Отдохнуть необходимо было всем, и мы имели возможность сделать это в порядке очереди – отсыпаться. Сначала младший сержант Чубо выбросил из жизни на сон два часа, за ним последовал старший лейтенант Станиславский. Мне было уже совсем тепло засыпать на земле, прогретой чужими телами.
Признаться честно, в детстве я был болезненным мальчишкой. Меня легко пробирала любая простуда. Стоило только ноги промочить или подставить голову под ветер, и сразу поднималась температура. Может быть, так вот своеобразно проявлялось мое желание не ходить в школу? Тогда я еще не устал от вида монитора и с удовольствием отдавал компьютеру едва ли не все свободное время.
Позже эта болезненность прошла, я стал самым обычным человеком, мало чем отличающимся от других. Может быть, мне помогли занятия спортом, или же в организме что-то изменилось само по себе.
Но в армии, особенно в первые месяцы, я с содроганием ложился спать на голую землю. Боялся заболеть. Наслышан был, как лечат солдат в армейских медсанчастях. Вдобавок я много чего начитался в Интернете и вообще всегда не доверял врачам.
Но отдых во время еженедельного марш-броска на пятьдесят километров просто необходим. Ведь там через определенные часы пути на восстановление сил дается только по пятнадцать минут. Вот и я ложился на землю.
Другие солдаты говорили мне, что в спецназе не бывает простуды. Их слова подтверждали командир взвода и старшина роты. Я ни разу не заболел и сейчас без всякого сомнения укладывался на каменистую землю, пусть и проросшую травой, но не густо, и все равно холодную.
Здесь, в горах, все нисколько не горячее, конечно, кроме солнца, которое выглянуло как раз тогда, когда мне выпало время отдыха. Но я за солнцем не гнался, хотел спать. Мне даже не пришлось себя уговаривать это сделать. Я просто закрыл глаза, немедленно ушел в сон и не сразу понял, что именно случилось, когда старший лейтенант Станиславский прикоснулся своим башмаком к моему колену и разбудил меня. Мне подумалось, что я еще и заснуть не успел.
– Пора, Волконогов, вставай! – заявил он.
Говоря по правде, манера старшего лейтенанта касаться солдата ногой, а не рукой, несколько раздражала меня. Это казалось мне унизительным, но деваться было некуда. Все офицеры так относятся к солдатам.
Я сел и осведомился:
– Сколько я спал, товарищ старший лейтенант?
– Полную норму. Два часа.
– Мне показалось, что я даже уснуть не успел, – посетовал я.
– У нас был сеанс связи с Москвой. Меня телефонным звонком предупредили. Хотел я тебя разбудить, но сам справился.
– А шифровали как? – удивился я.
– Шифровал?.. – переспросил старший лейтенант. – Я этого не делал. Так отправлял.
– С чем вас и поздравляю. В Москве ничего по этому поводу вам не сказали?
– А кто там скажет? На приеме сидит солдат-оператор. Ему говорят, что сказать, он набирает сообщение и отправляет его.
– Открытым текстом?
– Надо полагать, потому что я ничего не расшифровывал. А тот человек, который вел переговоры со мной, посчитал, что оператор все сам знает. Поэтому никаких подозрений ни у кого не возникло.
– Можно вас с этим поздравить, товарищ старший лейтенант! Разговоры наверняка перехвачены. Грузинские локаторы вас слышали.
– А в чем разница, зашифрованный текст передавать или нет? Перехватить могут и тот и другой. Но понять тему нашего разговора совершенно невозможно. Я, честно говоря, не вижу разницы для перехвата. Почему нас не могли засечь при пересылке зашифрованного текста?
– Зашифрованный текст автоматически архивируется, сжимается до минимальных размеров, а потом отправляется в режиме быстродействия. Все сообщение вылетает в эфир за долю секунды. С обратной стороны оно принимается так же быстро, но разбирается компьютером уже на нормальной скорости. Засечь телеграмму, отправленную в режиме быстродействия, практически невозможно. Есть шанс уловить единичный импульс, но кто догадается, что это такое? Открытый текст медленнее в тысячи раз.
– Понятно. И что же делать?
Станиславский до того растерялся, что мне стало его жалко. Операция, вроде бы удачная и весьма дорогостоящая, грозила обернуться полным провалом и, возможно, международным скандалом. Хотя для этого нас еще необходимо было захватить, а мы к этому совсем не рвались. Но какого-то «мягкого» выхода из сложившейся ситуации я не видел.
– А что сейчас сделаешь? Единственный выход – молиться, каяться в своих грехах, – заявил я. – Мол, не дай мне, Господи, погибнуть без покаяния!..