«Можно ли не выполнить задание и убежать, улететь от них?» — конечно, спросит храбрая Алис. «Нет, — скажет Генрих, — ты не знаешь этой организации. У них везде люди, бэби, везде. И лучше с ними не связываться». До сих пор Генриху удавалось счастливо лавировать и вырываться из-под их власти. Нет-нет, он сделает то, чего от него хочет организация, и будет свободен…
«Они тебя обманут, Генри, — скажет Алис убежденно. — Я читала…»
«Kid, — ответит Генрих, — не волнуйся. Мой босс — генерал Владимир Зеленко обещал мне лично, что после выполнения этого задания они позволят мне отойти от дел. Всего неделю, бэби, ты проведешь без меня», — добавит Генрих, и Алис успокоится.
Генрих осторожно, разрезая стэйк на микроскопические кусочки, жевал… и с ужасом проглатывал. Что происходило дальше с проглоченной пищей… об этом Генрих старался не думать. В последние дни он обнаруживал себя все чаще представляющим влажные, сине-черные стенки своего желудка. Стоя у витрины готового платья, шагая вдоль освещенных внутренностей борделей на Пигаль, он видел эти жуткие, в дырочках рака, агонизирующие свои внутренности и смотрел на них, тяжело дыша… Дневные сны, так сказать. Весь Париж затягивало теперь не дождем или туманом, как обычно в мутные и слякотные парижские зимы, но этими тканями суперменовского желудка. Его раком.
Генрих заказал еще и кофе. «Гулять так гулять!» — грустно усмехнулся он. Он сидел, отхлебывая кофе, и ждал болей… То есть боли никогда не покидали теперь тело Генриха, но он ждал особых, спазматических волн, самых страшных…
За соседний столик уселись две красивые девушки, в которых Супермен без труда узнал представительниц наводнивших город в последние годы славного племени американских моделей. Юные женщины как бы принесли в кафе волну весеннего воздуха и ослепительного света, хотя за окнами по-прежнему был хмурый парижский январь. Они, смеясь, быстро заговорили по-английски.
— Он все время твердит о дороговизне. Все ему дорого — мы пошли в «Клозери де Лила», и он после обеда пересчитал для меня счет на старые французские франки. Можешь себе представить, что он за человек? Индустриалист-бизнесмен…
— Французы все жадные, Беф, в этом городе можно встречаться только с арабами.
— Фуй, Сюзен, что ты говоришь, арабы такие противные, и чем богаче, тем противней… Толстые…
— Зато не жадные…
Супермен подумал, что все справедливо. Маленькие заботы светловолосых, розоволицых девушек, по виду типичных калифорниек, какими они ни кажутся незначительными со стороны, — есть их жизнь. Суперменовской заботой теперь был его желудок. Как и для Генриха, для каждой из девушек был предусмотрен свой срок пребывания на этой земле, ему показалось, что у старшей — Беф — совсем немного времени. Возможно, она погибнет в автокатастрофе через неделю… Супермен напрягся, всматриваясь в Беф, попытался увидеть судьбу на личике девушки, но не смог. Вместо ожидаемого прозрения на него накатила липкая тошнотворная волна. Первая. Глаза Генриха увлажнились от боли. Он прикрыл лицо ладонью.
Два розовых бутона, поглощавшие в это время кофе с молоком, заметили увлажнившиеся глаза и не совсем понятные им жесты мужчины в сером плаще за соседним столиком и переглянулись.
— Париж полон уродов, бэби, — сказала, вздохнув, старшая Беф. — Как и Нью-Йорк. Правда, уроды местные чуть-чуть деликатнее…
62
Утром во вторник, когда Супермен отвернул штору со своего окна в отеле, оказалось, что на Париж падает снег. Если выйти на улицу в такую погоду, знал Генрих, воздух будет пахнуть каминным дымом, старым камнем и деревом, может быть, зимними сценами из романов Александра Дюма. Д'Артаньян, покрыв свою лошадь теплой попоной, едет, покачиваясь в седле, на свидание с миледи…
Его миледи возлежала в постели, завтра в это время Алиски уже не будет в Париже, светлое и теплое брюхо аппарата тяжелее воздуха понесет ее бережно через пространства, на пересечение которых в старые добрые времена потребовались столетия. Сегодняшний день Супермен и Алис решили провести в постели.
Они не занимались любовью уже неделю. Последние дни, лежа с девчонкой рядом в постели, обнимая ее, Супермен вдруг обнаруживал деревянную напряженность ее тела. Алиска хотела внимания, ласки, хотела, чтоб Супермен выебал ее, но стеснялась попросить об этом, видя, что Генрих явно нездоров.
Супермен упрямо держался за версию о тяжелом отравлении. Ничего другого ему не оставалось делать. Он боялся Алискиного тела, боялся, что в середине акта вдруг потеряет сознание… Или его вдруг начнет рвать… Хорошенькое удовольствие для девчонки? Бедная Алиска…
Но сегодняшний день в постели он был должен девчонке. Последний день. Последние ласки.
Супермен взял из своего чемодана красную коробку из-под советских папирос и принес ее в цостель. Забрался в постель, сел, подложив под спину подушку, и, достав из коробки бумагу, вынул два листочка, согнул их и стал засыпать марихуану, размалывая твердые веточки пальцами.
— Покурим? — В голосе Алис прозвучала радость. Почти всегда после их совместного марихуанокурения следовал любовный акт. Пусть и бессознательно, но Алискино тело требовало, чтоб Супермен тискал его, гладил, хватал в самых запрещенных местах, а Алискина дырочка, подумал Супермен, та, самая главная, между ног, склеившаяся за неделю, требовала, чтобы ее расклеили, растянули в стороны и бесконечное количество раз провели в ней членом.
— Покурим, — просто ответил Супермен. И, мазнув по краю бумаги языком, заклеил джойнт. И зажег спичку. Затянулся глубоко-глубоко, опять припомнив, что марихуана хороша для раковых больных. Заглушает боли…
— На улице… снег, — объявил Генрих, запнувшись. — Крупный. Красиво.
— Тебе что, грустно, Супермен? — спросила девчонка, выдохнув свой дым.
— Почему ты решила?
— Да ты стал какой-то странный… Это твое «последнее задание» очень опасное?
— Не опаснее предыдущих. — Дым из Генриха смешался с остатками дыма из Алис, переплетаясь, дымы заскользили вниз.
Генрих подумал, что он может сейчас рассказать девчонке все, и девочка никуда не поедет, и, может быть, еще месяц Генрих будет умирать, а внимательное личико девочки будет наклонено над умирающим Генрихом с состраданием. Генрих вспомнил леди Чаттерлей, которая никогда не ушла от своего калеки мужа. У них, на Британских островах, у женщин повышенное чувство ответственности… Но Генрих не позволит себе слабости. Супермен должен остаться в ее памяти, может быть, ненормальным героем, но героем. И любовником…
Генрих положил руку на теплую шею девчонки, погладил шею и подбородок. Под подбородком. В свое время в старых фильмах он всегда удивлялся, когда старый дядюшка или дедушка или просто старый джентльмен обязательно трепали и девочек, и девушек под подбородком. Теперь Генрих знал почему. Самое нежное мяско и самая нежная кожа находятся у молоденьких Female под подбородком. Потому старые развратники, все эти дедушки и дядюшки, так любили пощипать или погладить именно этот, один из лучших кусочков.