— Помирю, — просто отвечал Дмитрий Красный. Глаза следили за тонкой струйкой, которая затерялась в складках одежды, оставив на шелковой поверхности влажное пятно.
Не для братской пирушки сошлись под Галичем Дмитрий Шемяка и Василий Косой. Не захрустят косточки от могучих братских объятий. Уныло вокруг. Крикливое воронье, предчувствуя поживу, низко кружилось над полями, едва касаясь крыльями одиноких кустарников.
Пропела призывно труба, а вслед за этим истошный голос завопил:
— Пусть князь Василий едет! Дмитрий Юрьевич ждет!
А с другой стороны задиристо ответили:
— Пусть князь Дмитрий навстречу едет! Василий Юрьевич ждет!
Пропало доверие между братьями так же быстро, как в мартовскую пору стремительными ручьями сходит залежавшийся снег. Пакостно на душе было у обоих оттого, что доверяли боярам больше, чем друг другу.
Переговорили между собой бояре и порешили: князья встретятся посередине между враждующими полками. Здесь и разговор держать.
Князья сходились медленно. Кони втягивали ноздрями незнакомые запахи, помахивали хвостами, пятились назад.
Некоторое время братья молчали, всматриваясь друг в друга: не бесследно для обоих проходит ссора — безжалостно оставляет на лице морщины, серебрит волосы.
— Ты хотел меня видеть… князь? — наконец спросил Дмитрий.
Он с грустью отметил перемену, которая произошла с Василием за последние месяцы. Лицо его похудело и сморщилось. Именно так в осеннюю пору жухнет лист, лишившись живительных соков. Ему очень хотелось назвать Василия братом, но произнести это слово мешало отчуждение, зародившееся в их отношениях давно.
— Хотел… брат, — неожиданная улыбка тронула губы Василия. — Ответь мне, что же нам делить? Ссора только ослабляет нас, вместе мы — сила!
Их связывала не только единая кровь, но и слова матушки, сказанные на смертном одре: «Дети, живите дружно!» Вот так они исполняют родительский наказ!
— Тогда ответь мне, Василий, почему же ты против меня идешь?
— Я не могу идти против своих братьев.
— Разве это не ты, пробыв месяц на московском столе, захотел отобрать наши уделы?
Кони наконец успокоились и щипали розовый клевер. Вороны еще немного покружились над полем и, разочарованные, улетели искать легкую поживу. Хотел Василий возразить Дмитрию, сказать, что на великокняжеском столе может сидеть только один. Величие не терпит соперничества, он должен быть так же одинок, как парящий в небе сокол. Нет места рядом даже ближнему, а значит, только один может быть старшим братом.
Василий Косой попытался слукавить:
— Не мог я поступить по-другому… Престол я занимал по праву старшего брата. Но никогда я не смог бы поднять руку на брата. Веришь ли ты мне?
— Да, — неуверенно согласился Дмитрий.
— Помоги же мне тогда занять великокняжеский стол, Дмитрий, отблагодарю тебя, не обижу!
Как невозможно пройти мимо нищего, сидящего на паперти, чтобы не бросить в раскрытую ладонь мелочь, так немилосердно отказывать в помощи раскаявшемуся брату.
— Как же я помогу тебе, Василий? Московский стол Василий Васильевич занял крепко, и бояре за него. Стоит только ему бросить клич, со всей Руси воины сбегутся.
— У меня к тебе будет только одна просьба… ты с Васькой дружи.
— Дружить? — не понял брата Дмитрий.
— Делай вид, что ты ему верный союзник, а как только он где оступится, дай мне знать. Зверя легче всего бить, когда он в западне. Обещаешь?
— Обещаю.
Разговор между князьями был долгий, и полки терпеливо ждали, парились в доспехах и кольчугах.
Обнялись братья на глазах у всех и разъехались каждый в свою сторону.
В Галиче полки Василия Косого простояли недолго. Замирился князь с братьями и с легким сердцем пошел в Устюг.
Брать нужно город за городом, чтобы потом навалиться на великого князя с великою силой.
Крепкими деревянными стенами преградила путь Василию Косому крепость Гледен.
Воеводы подступили к Василию:
— Когда брать, государь, прикажешь? Может, с ходу, авось не ждут?
— Посмотри, на башнях забегали. Приготовились уже. Крепость не слабая. Подождем вятичей, вот тогда и приступим.
Некогда Юрий Дмитриевич опирался на своевольных вятичей, и сейчас Василий Косой решил прибегнуть к услугам их воинственной дружины. А за подвиги жалованье платил серебром, самоцветами. Знал князь и то, что у вятичей с устюжанами давняя вражда. Не могут составить одно целое огонь и вода: вот вятичи с устюжанами и не знали мира, уничтожая друг друга без жалости. Не живут в одной берлоге два медведя, так и они не могли быть добрыми соседями. Крепость Гледен для вятичей — лакомый кусок.
Вятичи прибыли на третьи сутки. Говорливые и неугомонные, они задирали ратников Василия и весело гоготали, когда шутки достигали цели.
На следующий день был назначен штурм. Василий Косой велел подкатить к городу наряд, и каменные ядра с глухим стуком обрушивались на деревянные стены крепости. Уже несколько ночей не спал город. Восьмые сутки без продыху засыпали его дворы стрелами, палили из пищалей. А он несокрушимой твердыней продолжал стоять, загораживая Василию дальнейший путь.
Который раз объезжал князь детинец, но, маленький, крепко сбитый, он утесом возвышался над ровным полем. Слишком высоки были стены, очень крепкими — ворота, глубоким — ров. Конечно, можно взять крепость терпеливой осадой, но терять время Василию не хотелось. Соберется московский князь с силушкой да и ухнет по братовой рати.
Оставалось единственное — хитрость.
— Кто в крепости воевода? — спросил Василий Косой у подъехавшего вятского воеводы Ушастого.
— Князь Оболенский… Вон он, на стене броней сверкает, — ткнул пальцем воевода на одну из башен, на которой, презирая пролетавшие рядом стрелы, стоял ратник в дорогих доспехах. Знатен, видать, золотым блеском слепит глаза. — Отважен. Ни стрел, ни великокняжеского гнева не боится. А если сеча, так в первых рядах. Доводилось мне с ним знаться. Бывало время, когда на пиру за одним столом сидели. В бою храбр, а в речах что дитя малое, каждый его обмануть сумеет. Доверчив, есть в нем что-то от блаженного. — И по интонации воеводы трудно было понять, чего было больше в его словах — укора или восхищения.
— Блаженный, говоришь, дитя малое. А это мы сейчас проверим. Пошли в детинец посланца, и пусть от моего имени скажет: если сдадутся на мою милость, никого не трону, а еще и награжу. Если будут сопротивляться дальше — перебью всех до одного, а крепость спалю! И пусть не рассчитывает на помощь московского князя, до него далеко. Если согласны крепость отворить, пусть протрубят, а на башне белое знамя вывесят и ворота пусть распахнут поширше, чтобы я войти смог.