— Эмир Юрий всегда служил тебе честно, хан. Старый слуга всегда лучше нового. И московский стол он хочет получить по справедливости, как отец его распорядился, и по твоему разрешению, а эмир Василий княжит без твоего дозволения. Я все сказал, великий хан, — поклонился мурза и отступил на два шага назад, и тесный ряд мурз расступился, принимая молочного брата хана.
Руки Улу-Мухаммеда успокоились на коленях, он терпеливо выслушивал каждого мурзу.
Вперед вышел старик в синем халате, сквозь редкие седые волосы проступал желтый череп. Ему уже нечего было бояться на этом свете: старик пережил ненависть, любовь, зависть, все это осталось далеко позади, и кому, как не ему, возражать всемогущему Тегине.
— Эмир Юрий хоть и старый слуга, но скверный. А как хозяин поступает с псом, который посмел ослушаться его? Он наказывает его палкой!
Василий посмотрел на дядю и увидел, что по его лицу пробежала судорога — незавидная доля умирать перед троном хана. И московский князь почувствовал жалость к своему немолодому дяде.
— Разве ты не помнишь, хан, что эмир Юрий задержал ясак со своих уделов на четыре года!
Только мудрая старость способна тягаться с властью и могуществом.
При упоминании о ясаке руки хана гневно вскинулись, он никогда не прощал неповиновения.
— Да, я не забыл этого. Что хочет сказать эмир Василий?
Вперед вышел боярин Всеволжский, и его огромная фигура закрыла отрока Василия от ханского взгляда.
— Хан, разреши мне сказать вместо князя Василия?
— Говори.
Низко наклонилась косматая голова боярина, и седые кудри разметались по персидским коврам.
— Наш государь, великий князь Московский Василий Васильевич, ищет стола своего, а твоего улуса по ханскому жалованию и по ярлыку с твоей печатью. А князь Юрий хочет забрать московский стол по мертвой грамоте, вопреки твоему жалованию. И разве смог бы столько лет сидеть на московском столе Василий, если бы на то не было желания самого хана? — И боярин Всеволжский снова низко склонился перед троном.
— Если великое княжение ты у эмира Василия отберешь, хан, — вперед вышел седой бабай поддержать Ивана Дмитриевича, — значит, ярлыки твои лживы!
Хан колебался только одно мгновение.
— Принести мне саблю, — распорядился Улу-Мухаммед.
Страж поднес хану саблю, которая лежала на бархатной зеленой подушке. Хан повертел оружие в руках, и полоска стали показалась в его огромных ладонях игрушкой.
— Подойдите ближе ко мне, эмиры, — приказал Улу-Мухаммед.
Оба князя приблизились к трону: вот сейчас решится то, ради чего они проделали путь до самого сердца Золотой Орды.
Замер и двор, ожидая решения Улу-Мухаммеда: хан должен вручить саблю одному из князей, и судьба великого московского стола будет решена. Со времен Ярослава Второго на великокняжеский престол всходили Александр Невский и Михаил Святой, Василий Первый и Иван Калита, Симеон Гордый. Кто же будет на этот раз?
Дядя и племянник стояли плечом к плечу. Вырос за этот год Василий, только не дотянул до Юрия Дмитриевича: дядя был ростом повыше и статью крепче. Однако и ему было далеко до Улу-Мухаммеда, который возвышался над всеми на целую голову.
Хан спустился на три ступени и оказался рядом с мурзами.
— Брат мой, эмир Василий, — Улу-Мухаммед проявлял великодушие, обращаясь к слуге как к равному, — тебе быть на улусе моем, в Москве, великим князем.
И руки Василия Васильевича ощутили тяжесть сабли.
— Во веки веков добра твоего не забуду, хан, — произнес великий князь Московский Василий, и губы его коснулись лезвия. Булатная сталь оказалась остра, и Василий почувствовал на губах вкус крови.
— Ты же, эмир Юрий, будешь великому эмиру Василию младшим братом, — объявил хан Юрию Дмитриевичу, — тебе же вести его коня под уздцы до самого терема. Мурзам Бешмету и Тегине я поручаю до самого крыльца проводить моего гостя.
— Спасибо за честь, брат Мухаммед, только не бесчесть моего дядю, сам я доберусь до терема, — пытался возражать Василий.
— Хан не меняет своих решений!
Раздались звуки флейты, а вместе с ними заголосил карнай, наполнив покои хана лающими звуками.
— Мудрость хана не знает границ! — восторженно отозвались мурзы.
— Пусть же славится в веках имя Мухаммеда! — льстиво кричали другие.
Весть о решении хана Золотой Орды уже выплеснула далеко за пределы дворца, и сразу забили барабаны. Громкоголосое веселье наполняло город.
Тегиня бережно ухватил Василия Васильевича под правую руку, мурза Бешмет, седовласый бабай, подошел с левой стороны, и неторопливо начали они выводить московского князя из покоев хана.
Меч, упрятанный в ножны, скользил по бедру и мешал идти, но Василий Васильевич больше не торопился, он попридержал саблю и почувствовал на пальцах ласку бархата.
У мраморной лестницы нарядного коня к нему подвел Юрий Дмитриевич. Не смотрели друг на друга племянник и дядя.
— Это подарок хана, — льстиво произнес Тегиня.
Конь был вороной масти. Тонкими ногами он нетерпеливо рыхлил песок, поджидая нового господина. Голова у жеребца горделиво поднята, словно он знал, что украшения были заказаны у лучших мастеров в Византии, а попона подарена хану бухарским эмиром.
Величаво сходил Василий Васильевич со ступеней, а плащ, отороченный горностаем, стелился по белому мрамору.
Конь закивал головой, растрепав длинную гриву, потом доверчиво, мягкими губами, потянулся к великому князю, признавая в нем нового хозяина.
Мурзы под ноги Василия Васильевича подставили руки, и князь взобрался на широкую спину коня.
Юрий Дмитриевич не скрывал печали, совсем позабыл, что стоит без шапки и кудри на бедовой голове лохматит ветер. Виданное ли дело, князю простоволосым стоять!
Боярин Всеволжский, будто выпрашивая прощения у Юрия Дмитриевича, попросил:
— Князь! Юрий Дмитриевич, голову-то шеломом прикрой.
Юрий Дмитриевич надел шлем, отвернулся, стараясь спрятать от мурз и бояр княжескую скорбь.
— А теперь поехали, великий князь и брат мой старший, Василий Васильевич, — сказал Юрий пятнадцатилетнему племяннику и, взяв коня под уздцы, повел вороного красавца в сторону терема, где остановился Василий Васильевич с челядью.
Сарайчик ликовал так шумно, будто встречал самого хана. Неустанно стучали барабаны, трубили фанфары, неистовствовал и бесновался карнай. Впереди великого князя шли бирючи и громко возвещали на всю округу:
— Мусульмане! Православные, спешите увидеть! По улицам Сарайчика едет московский эмир Василий! Народ, спешите приветствовать волей Божьей, ханской милостью московского эмира Василия!