– Вот что, Дакар, – строго промолвила Эри, – возьмем «стук-бряк», и никакой «веселухи» или «отпада»! Ты сегодня уже приложился к пузырю, побуянил!
– С горя, милая, с печали и тоски… А про «веселуху» вашу я ничего не знаю. Хоть я Дакар, но ты меня все-таки с прежним Дакаром не путай.
Они спустились вниз. Там был кабачок, но совсем непохожий на заведение Африки: панели раздаточных автоматов, низкие столики и диваны около стен, посередине – пустое пространство с возвышением, яркий свет, падавший с покрытого люминофором потолка, и никаких аппетитных ароматов – пахло горьковато-сладким, но явно не съестным. За столиками – люди, раскрашенные или в вычурных одеждах, так что сразу не поймешь, кто женщина, а кто мужчина; все – с какими-то пестрыми банками, флаконами, баллончиками. Подносят к лицу, нюхают, чмокают, всхрапывают…
Его охватило знакомое чувство дежа вю – будто он бывал здесь, и не раз, сидел у этих низких столиков, прикладывался к банкам, слушал, говорил. О чем, не вспоминалось, но привычное место было, кажется, слева, на полосатом диванчике. Он шагнул к нему и обнаружил, что диванчик занят, а на столе громоздится пирамида банок.
Сидевшие там переглянулись, потом один с почтительным поклоном вымолвил: «Дакар… сам Дакар…» – и пестрые банки вмиг исчезли вместе с их владельцами. Видимо, он не ошибся – тут его знали. Зашелестел шепоток, три-четыре любопытных взгляда впились в него и в Эри, какая-то блондинка в розовом переднике ахнула, пискнула и закатила глазки. Потом привычный гул наполнил помещение – шарканье ног, шелест одежд, людские голоса и тихое позванивание автоматов.
Они устроились на диване. Эри потянулась к автомату, сунула браслет в отверстие, что-то нажала и получила два баллончика в форме витых цилиндров, темно-синих и блестящих, с крохотным раструбом наверху.
– Вот, возьми!
Он покатал цилиндр в ладонях. На вид – как елочная игрушка, однако мягкий… Из резины? И что с ним делать?
– Это «стук-бряк». Не помнишь?
– Нет. И для чего эти штуки?
– Они с газом. Вдохнешь, и будет хорошо. Немножко грустно, но хорошо.
– Наркотик? Сроду не потреблял наркотиков! И тебе не дам!
Он вырвал второй баллон из пальцев Эри и швырнул под стол. Девушка негромко рассмеялась:
– Что ты делаешь, Дакар? Это же безвредное! А сам пузырь пьешь!
Ответить он не успел – на возвышение в центре кабачка вылез тип, размалеванный под зебру, вскинул руки вверх и завыл протяжно:
Лечу-у!
Столкнулся с девушкой.
Как хороша!
Падаем в сеть.
О, почему не в постель?
Аудитория отреагировала моментально – кто завопил, кто застучал ногами, кто повалился на диван, а двое в дальнем уголке – парни?.. девицы?.. – начали лапать друг друга. Это, вероятно, считалось знаком одобрения – Зебра приосанился, расправил плечи и, размахивая банкой в левом кулаке, выкрикнул: «Лезу!» Вопли стихли.
Лезу
К узкой щели
В стене под куполом.
Добрался.
Здесь я умру.
Новый взрыв криков и грохота.
– Ну, как? – спросила Эри, выуживая из-под стола синие баллончики. – Нравится?
Он хмуро почесал в затылке.
– Это, значит, у вас поэзия? Танкисты, говоришь? И хоккеисты? А я-то, идиот, не мог понять! Впрочем, хоккеиста мы еще не слушали… вдруг что-то дельное скажет…
– Ты о чем, Дакар?
– Танка и хокку – формы японской поэзии «дэнтосси», – все еще хмурясь, пояснил он. – В хокку – три строки, в танка – пять, а ритмика, то есть число слогов, должна подчиняться определенному правилу: пять, семь…
Его прервали: блондинка в розовом передничке – та, что закатывала глазки, – подплыла к их столу с явным намерением присесть. Кроме передника, в ее туалет входили искусственные розы: две на сосках, две на ушах, две под коленками и одна в пупке.
– А вот и мадам Козявкина в летних турнюрах… – пробормотал он, покосившись на девицу в розовом. – Чего тебе надобно, барышня?
– Ты меня не помнишь, сладкий? Совсем не помнишь свою маленькую диззи? – Блондинка призывно улыбнулась и облизала губы язычком. – Мы ведь уже встречались и кувыркались, и даже не единожды… Я – Аляска.
– Тогда твое место за шестидесятой параллелью, – сказал он. – Вот и отправляйся туда.
– Лучше в твой патмент, червячок. – Розовая красотка придвинулась ближе, колыхая грудью. – Или в мой…
Эри, грозно сдвинув брови, начала приподниматься. Он торопливо вскочил, дернул девицу за руку, развернул тылом и шлепнул по мягкому месту.
– Брысь отсюда, мозги крысиные! Не видишь, с кем я? Сейчас она тебя пустит на кошачий корм!
– И тебя заодно! – прошипела Эри, когда девица, взвизгнув, отскочила от стола.
Он наклонился, поцеловал ее в уголок плотно стиснутых губ и шепнул:
– Это ты зря, солнышко, совсем зря! Это Дакаровы шалости, а я все-таки Павел и ничем перед тобой не грешен. Во всяком случае, в этой реальности. – Вздохнув, он добавил: – К тому же мне не нравятся светловолосые женщины. Я люблю, чтоб потемнее.
Эри стиснула баллончик в кулаке, поднесла к лицу, вдохнула газ с приятным запахом гвоздики и опечалилась.
– Я тоже светловолосая… блондинка с синими глазами…
– Ты исключение, – пробормотал он, поворачиваясь к середине зала. – Мне все равно, какого цвета у тебя глаза и волосы. Ты – Эри! Хочешь, я сложу тебе танка… или хокку?..
Зебра исчез, и на возвышении появился новый сочинитель, в зеркальной маске и хламиде из золотистых и багряных лент, между которыми просвечивала окрашенная в зеленое кожа. Жесты его были плавными, вид – вдохновенным, голос – мягким и кисло-сладким, как яблочное пюре в шалмане Африки. Раскачиваясь и дрыгая ногой, он прочитал:
Стволы в темноте,
Купол едва мерцает.
Первая четверть.
Слушатели отреагировали вяло, предпочитая болтать и нюхать из баллончиков. Золотисто-багряный резким жестом сорвал маску, насупился и повысил голос:
Любимый допинг…
Откуда вдруг желание летать?
«Шамановка»…
– Знакомая рожа, – сказала Эри. – В нашем стволе живет, прямо на твоем ярусе. Патмент «Бронзовый фонарь»… Пытался за мной приударить, но как зовут, не помню.
– Ну, и что ты? – спросил он с интересом. – Ребра ему сломала или отбила почки?
Эри фыркнула, замотала головой, украшения на висках тонко зазвенели.
– Я сказала, что люблю крутых и шустрых. Таких, что до купола подпрыгнут и в любую щель пролезут… Словом, пусть шкуру манки принесет, тогда посмотрим.