Я толкнул гранда к Дакару:
– Держи его. Можешь потискать, но не очень сильно.
– Наш заложник? – осведомился инвертор, принимая Бургаса в объятия. – Или преступник в руках закона? Ну, на всякий случай… – Он ткнул ему в шею ствол разрядника и произнес: – У вас есть право на адвоката и право хранить молчание. Гробовое!
Я его не понял, телохранители гранда тоже, но ни один из них с места не двинулся. Наверху считали ожоги и подвывали, внизу ошеломленно переглядывались, Лусон с напарником корчились у наших ног, а Бургас замер в ужасе. Выглядел он так, будто все короли Химических Ассоциаций, собравшись на совет, решали, не искупать ли гранда в серной кислоте.
Ободрив его улыбкой, я сказал:
– Не надо печалиться, достопочтенный, ни крысам, ни Вершителям ты не нужен. Прикажи, чтоб вызвали трейн. Доберемся в купол, отпустим. Паком клянусь!
Бургас окатил меня ненавидящим взглядом, махнул телохранителям, и мы неторопливо двинулись к арке: Дакар с пленным впереди, я с огнеметом сзади. Стражи расступились перед нами.
Пятое. Родственные и семейные связи следует если не уничтожить полностью и окончательно, то максимально ослабить, поскольку они являются базой для нежелательной консолидации небольших, но чрезвычайно устойчивых групп населения. С этой целью процесс воспитания новых поколений должен быть отделен от семьи и родителей.
«Меморандум» Поля Брессона,
Доктрина Шестая, Пункт Пятый
Вагон был не похож на тот, в котором он очнулся в нынешней реальности. Ни пассажиров, ни кресел у стен; вместо них – обтянутые шелком диваны, столики, будто выточенные из слоновой кости, и какой-то непонятный агрегат – кажется, с напитками и закусками. Еще – проекторы в форме старинных канделябров и украшение у потолка: сеть или паутина из тонких блестящих серебристых нитей. Еще – ковер с забавным орнаментом: шарики-атомы, синие, голубые, фиолетовые, уложенные в полимерную цепочку. Еще – картины или что-то подобное им, но не имеющее четких форм и контуров: посмотришь с одной стороны – нагое женское тело, посмотришь с другой – и тел уже два, в разных, но весьма пикантных позах.
Налюбовавшись великолепным убранством, он хмыкнул и покосился на Крита. Тот подмигнул, пробормотал: «Личный трейн бизибоя, крысиные потроха!» – плюхнулся в пыльной броне на диван, а ноги положил на столик. Потом начал развлекаться: то поглядит на Бургаса, то отведет глаза, и ствол огнемета дергается, повинуясь взгляду. Но большей частью ствол смотрел пленнику прямо в лоб.
Минут через пять Бургас не выдержал:
– Надеюсь, ты не потащишь меня в купол? Я хотел бы вернуться назад от Третьей станции.
– Может быть, вернешься, – сказал Охотник, не прекращая игр с огнеметом.
– Может быть? Но ты ведь обещал, что…
– Я помню, что обещал. Но разве каждому обещанию стоит верить?
Взгляд туда, взгляд сюда, и снова ствол направлен в лоб Бургаса… Крит издевался. Похоже, с этим человеком Охотника связывала давняя и откровенная неприязнь.
– Отпустим почтенного гранта, партнер? – Теперь Охотник глядел прямо на него. – Так отпустим или за выкуп? И что возьмем?
– За выкуп, – отозвался он. Бургас ему тоже не нравился – слишком напоминал нуворишей из прошлого, что расплодились в России за годы перестройки. – За выкуп, – повторил он. – А выкуп такой: пусть объяснит, откуда у него богатство. С трудов праведных не разбогатеешь, значит, все с криминала началось. С какого? Резал стариков на улицах? Детишек обирал? Мошенничал и строил пирамиды? Или на кредитах приподнялся? На ворованных деньгах и госимуществе?
Бургас побледнел, сжался на диване, тревожно блеснул глазами в сторону Крита.
– Твой ученик – идиот?
– Я – Робин Гуд, защитник угнетенных и пролетарий умственного труда… Давай, колись, буржуйский выкормыш! Признавайся! Сколько вдов и сирот обобрал? Кого ограбил? Пенсионный фонд? Общество инвалидов? Узников концлагерей?
– Чего он от меня хочет? – дрожащим голосом вымолвил Бургас. – Я не понимаю ни единого слова!
– Он хочет узнать, почему ты боишься появиться в куполе, – с усмешкой произнес Охотник. – И я интересуюсь тем же. Вдруг ты кого обидел и на тебя ножи вострят? Или свершил деяние против Догматов? Или…
Гранд замотал головой:
– Ничего… ничего такого, клянусь Первым куполом! В Мобурге неспокойно, вот я и уехал в зону. Тревожные времена, Охотник… или как тебя… легат? «Боеприпасы» и «ФлайФайр» атаковали «Тригону», потом других стекольщиков, в Синем и Лиловом секторах, и погромили так, что кровь по улицам текла… Локальный конфликт, моча крысиная! Ничего себе, локальный! Шесть фирм за пятидневку! Разве не слыхал?
– О «Тригоне» знаю, а о прочих нет, – с заметным интересом вымолвил Охотник. – Не было нас в куполе. Значит, шесть фирм разгромили? Правда?
– Правда! Чтоб мне эвтаназии лишиться! И говорят, – Бургас понизил голос, – говорят, что теперь за других примутся. Аккуратно работают, не нарушая Догматов, у ОБР претензий нет… Ну, а мне-то от этого не легче! Я подумал…
Гранд умолк, но Крит повелительно взмахнул рукой:
– Что подумал?
– Когда ты в зоне появился, я решил, что тебя оружейники прислали, за моей головой. Химические Ассоциации в давнем союзе с Компаниями Армстекла… значит, следующие на очереди…
Крит расстегнул броню, поскреб за воротом и презрительно усмехнулся:
– Получается, ты подданных бросил и в зону сбежал? Да еще с целой оравой бойцов! Или с двумя-тремя оравами? Нехорошо, почтенный гранд! Это вашим королям не понравится!
– Короли далеко, а оружейники близко, – пробормотал Бургас и добавил: – Что-то я разволновался от этих разговоров… Надо бы музыку послушать, успокоиться…
Плавный жест, и паутина у потолка тихо зазвенела. «Словно струны арфы», – подумал он, вслушиваясь в гипнотическую мелодию. Она не клонила ко сну, но в самом деле успокаивала; гасла тревога, заботы отлетали прочь, и мир словно подернулся полупрозрачной зыбкой дымкой, сделавшись не столь опасным и жестоким, как в реальности.
Под этот нежный перезвон они и прибыли на станцию.
– Девятый уровень, – пояснил Крит, выйдя из вагона. – Обслуживает грандов и магистров.
Здесь было просторно и пустовато, лишь вдалеке маячили люди в серебристом, охранники ВТЭК, которых он называл про себя полицейскими. Он шел за Критом, всматриваясь в город сквозь хрустальные стены – там, кажется, царило спокойствие. Ни взрывов, ни огня, ни рухнувших зданий; возможно, оружейники уже расправились с врагами, либо руины, пожары и взрывы не предусматривались законом ведения войн. Другое дело – люди, которых в городе неисчислимое количество! Товар, которого много, падает в цене… Бургас сказал, кровь по улицам текла…