— Баба рожает! — Он принялся стучать в двери. — Да отзовитесь кто-нибудь, помрет ведь!
Заки не сразу заметил на лестнице девушку лет семнадцати. Ее каблуки беспечно и быстро стучали по кафельным плитам. Девушка явно направлялась в квартиру к роженице.
— Где она?!
— Там, в комнате… Я ее положил на кровать. Она уже и кричать не может — боюсь, помрет! — оправдывался Мулла.
Зайдулла подумал, что теперь самое время смыться, но девушка неожиданно окликнула его:
— Молодой человек, вызовите перевозку, немедленно! Роддом тут недалеко, на Арбате. А я пока с сестрой побуду.
Мулла нерешительно топтался у порога, мучительно соображая, как следует поступить. Правильнее всего было бы захлопнуть за собой дверь и бежать прочь, не разбирая дороги, но девушка, строго посмотрев на него, добавила:
— Ну что же вы стоите?! Скорее!
Заки Зайдулла всегда побаивался красивых девок. Было в их внешности что-то мистическое, бесовское, гипнотическое. Такие крутили мужиками с легкостью шулеров, тасующих крапленые карты. Не случайно во главе уголовных банд часто становились писаные красавицы, которым больше пристало бы учиться в институте благородных девиц, чем заправлять воровскими малинами.
Едва девушка открыла рот, как Мулла осознал, что попал под влияние колдовских глаз красавицы, и ноги, вопреки его воле, сами вынесли Муллу на улицу, которая встретила его деловым гулом и оставалась бесчувственной к его воровской неудаче, да и к роженице, задыхающейся от крика.
Заки огляделся. Подельника Тучи уже и след простыл. Магия бездонных глаз незнакомки была настолько велика, что если бы даже Заки захотел уйти, то у него все равно не хватило бы на это духу. Он отыскал нужный дом на Арбате и приник к окошку приемного покоя:
— Баба рожает! Приезжайте быстрее, иначе помрет!
— Адрес! — Строгая санитарка взяла ручку.
Мулла заученно отчеканил название переулка, номер дома и квартиры, а потом рванул обратно в Сивцев Вражек и встал за углом дома.
Ждать пришлось недолго. Уже через несколько минут к подъезду подкатила машина «Скорой помощи». Из глубины двора Мулла наблюдал за тем, как из машины вышли мужчина и женщина в белых халатах и поспешили к роженице.
Минут пять было тихо, а потом из дома выбежал врач и закричал оставшемуся за рулем шоферу:
— Рожает! На лестнице остановились, не донесем! Спирт давай, хоть руки ополоснем!
Взяв протянутую бутыль со спиртом, врач бегом вернулся в подъезд.
Зайдулла закурил. Вдруг он поймал себя на незнакомом доселе ощущении — он всерьез волновался за женщину, которую всего лишь час назад обокрал, а вот теперь с нетерпением ждал, чем завершится вся эта история.
Шофер застыл у дверей, точно воин в дозоре, и отгонял всякого, кто желал проникнуть в дом:
— Обождите малость, там баба рожает на лестнице…
Жильцы недоуменно пожимали плечами — с каких это пор лестница превратилась в акушерскую? — однако ослушаться никто не смел. Люди терпеливо толпились во дворе, ожидая разрешения войти.
И вот из-за полуоткрытой двери раздался неуверенный хлипкий детский крик. Мулла бросил под ноги недокуренную папиросу, тщательно растер окурок носком ботинка и, облегченно вздохнув, пошел прочь. Обернувшись, он заметил, что недалеко от подъезда лежит брошенный Тучей тюк с вещами, но, подумав, забирать его не стал. Подозвав к себе какого-то мальчугана, Заки дал ему гривенник и сказал, чтобы он отнес тюк в квартиру на третьем этаже. Заки решил, что это будет неплохим подарком роженице от квартирного вора.
Вечером, явившись на хазу, Мулла не без удивления обнаружил, что воры уже знают о случившемся. Его наперебой просили рассказать, каково ему было принимать роды. А некоторые не без ехидства говорили о том, что руки вора-карманника мало чем отличаются от умелых рук акушера и, возможно, Зайдулле пришло время поменять воровскую специальность на медицинскую.
Зайдулла обижаться не стал и смеялся вместе со всеми. Единственное, о чем не знали воры, так это о девушке, которую он встретил на лестнице. Даже здесь, в окружении подельников и друганов, он ощущал над собой власть незнакомки и знал, что ему нужно будет непременно вернуться туда, дабы попытаться освободиться от ее колдовских чар.
На место своей последней кражи Заки пришел через три дня. Он долго собирался с духом, прежде чем позвонить в дверь, а когда наконец отважился, то сразу почувствовал себя кроликом, угодившим в силки.
Предчувствие подсказывало ему, что это не последний его визит в знакомую квартиру. Дверь отворила та самая девушка, что он повстречал на лестнице. Сейчас она показалась ему еще краше.
— Мне бы хотелось сказать… Я пришел… — Заки не находил слов. В домашнем халатике, простоволосая, она казалась ему еще более привлекательной, чем в первый раз, но вместе с тем еще менее доступной. Мулла уже жалел, что явился в этот дом, но противиться судьбе так же бесполезно, как пытаться преодолеть бурное течение горной реки. — Я бы хотел узнать, кто родился, мальчик или девочка? — наконец нашелся вор.
Девушка, не скрывая любопытства, внимательно разглядывала гостя.
— У Вероники родился сынишка, — сдержанно ответила она. Мулла обратил внимание на то, как музыкален ее голос. Впрочем, чему тут удивляться — у такой красавицы и голос должен быть особенный. — Вероника — моя сестра… А вы тот самый молодой человек, который вызвал перевозку?
— Да, — после некоторого раздумья отвечал Заки.
В свои двадцать лет он сполна нахлебался напрасных обид, познал суровую беспризорщину, прошел через четыре приюта, из которых всегда находил дорожку на волю. В тринадцатилетнем возрасте он познал первую женщину — рыхлотелую тридцатилетнюю проститутку Луизу, которая отдалась ему в подвале заброшенного дома на Солянке за полкило колбасы. Потом он неоднократно встречался с гулящими девками, преподавшими ему нехитрую науку любви, но сейчас он чувствовал, что безумно робеет перед этим невинным созданием и что краска смущения уже залила ему щеки, поползла к ушам и к шее.
— А правду мне сестра сказала, что ты… вор?
В глазах у девушки Заки разглядел любопытство, подобное любопытство можно увидеть только у молодой кошечки, наблюдающей за потугами полузадушенной мыши: поднимется или все-таки помрет, не добравшись до спасительной норы? Видно, инстинкт хищницы, дремавший до поры, подсказывал ей, что она имеет полную власть над оробевшим парнем, и сейчас барышня сполна наслаждалась этим.
А Заки, застигнутый врасплох ее откровенным вопросом, взирал на девушку своими жгучими черными глазами, и в его взгляде смешались любопытство, робость и желание.
— Так ты вор? — настаивала девушка.
В любой другой ситуации Заки ответил бы на этот вопрос с гордостью, какая может быть свойственна только орденоносцам, нацепившим на выходной пиджак заслуженную награду, но сейчас не мог подобрать нужного слова.