В первую же неделю своего пребывания на зоне Тимофей собрал вокруг себя всех бывших московских беспризорников, которых набралось в лагере около двадцати человек. Каждый из них знал Тимоху как заслуженного вора. Еще больше его авторитет поднимало то, что он был приговорен к расстрелу и не допустил до себя поганых чекистов. Его уважали еще и за то, что вся его жизнь прошла на глазах братвы. Однако даже все эти обстоятельства не помешали бывшим беспризорникам встретить его предложение с некоторым скепсисом.
— Ты что, Тимоша, из нас сук хочешь сделать? Мы уже начинаем сомневаться в том, что когда-то беспризорничали с тобой в Замоскворечье, — хмуро пробасил молодой вор по кличке Дунай. Этот парень был родом из Бессарабии и до двенадцати лет прожил в цыганском таборе, пока однажды не оказался в Москве и не прибился к группе беспризорников, где верховодили Мулла с Тимохой.
— Можешь не сомневаться, Дунай, я — тот самый Тимоха и ничуть не изменился с тех пор, как мы шмонали по карманам московских фраеров. Только я хочу сказать тебе, что если мы примем предложение Леватого, то сумеем помогать своей же братве. Кто сейчас на зоне пахан? Плешивый Макар? Так он у нас в запомоенных ходить станет! Когда это было, чтобы беспризорники гнули шеи перед разной шушерой? То он в матросах служил, то анархистом сделался, а то вдруг решил в меньшевики податься… И всюду свои порядки устанавливает. А на зонах должен быть один закон — наш, блатной!
— Это ты верно подметил, Тимоша, — поддержал Беспалого Аркан. — Кому как не нам, шантрапе и беспризорникам, пристало блюсти закон? С этими политическими в лагерях стало много мути. А вообще, хочу тебе заметить, Тимоша, закон — это понятие неизменное, он не бывает ни белым, ни красным, закон — он один для всех, и его надо блюсти свято. А в лагерях это важно особенно. Спросите урок, как они сидели на царской каторге? Даже самый махровый уркаган подчинялся решению схода! Постреляли чекисты уркаганов, на которых держалась воровская правда, а пришлые решили по-новому управлять. К чему это я говорю, братцы, мы должны возобновить старые традиции и собрать сходняк, что установит законы для всех здешних лагерей.
— Ты меня правильно понял, Аркан. — Губы Беспалого растянулись в довольной улыбке. — Ну, так что скажете?
— Если это на пользу братве, так чего же отказываться, — подали голос зэки из дальних углов барака. — Мы согласны, только ты скажи, что дальше делать?
— Мне стало известно, — важно сказал Беспалый, — что этот лагерь расформируют через несколько лет, а нас распределят по другим лагерям. Вот тогда наш закон разойдется по всем зонам.
— Верно. Так и будет, Тиша! — загалдели зэки.
— Мы с тобой, Тимоша! Пора кончать с произволом! Хватит сукам командовать блатарями!
— Повырежем всех сук!
Уже на следующий день Макар Плешивый был смещен со своего трона — полсотни зэков, вооруженных заточками, ворвались в барак, где размещался бывший анархист и меньшевик со своими корешами. Блатари резали всякого, кто становился на их пути. Макару затянули на горле тонкий шнур и, уже полузадушенного, таскали по баракам, показывая всей зоне, что от прежнего величия главаря остались лишь ошметки. Потом Плешивого опустили всем хором. Двенадцать человек бывшей матросни, составлявших ближайшее окружение Макара, были опомоены в сортире — их по очереди сунули харями в очко. По лагерным меркам, падать ниже было просто невозможно, и каждый уважающий себя зэк обязан был зажать пальцами нос, когда обесчещенные проходили мимо.
Беспалый в окружении трех десятков человек — верных корешей — ходил из барака в барак, поясняя зэкам:
— Плешивый Макар — сука! За это он получил по заслугам. Что это за вор, который обижает своих? Он — падло батистовое! Ему уже давно полагалось в запомоенных ходить, и мне стыдно, братва, что вы сами не сунули его головой в дерьмо. Теперь я буду заботиться о вашем благе. Если возникнут какие трудности, обращайтесь ко мне.
Узнав о последних событиях, Леватый только злорадно хмыкнул — лучшего способа расправиться с Макаром и его матросиками нельзя было придумать. Если бы это сделали не зэки, а охрана, пустив в спину вору порцию свинца, так блатные, презрев смерть, сами пошли бы грудью на колючую проволоку, и не исключено, что повторилась бы кровавая трагедия, разыгравшаяся три года назад. А беспризорная шантрапа сразу сумела нагнать страху на всю зону, мгновенно парализовав ее волю ко всякому сопротивлению. Леватый думал о том, как теперь важно приручить несговорчивого Беспалого, чтобы держать его на коротеньком поводке, а при случае науськивать на твердолобых.
Лишь позже Леватый понял в полной мере, какие далеко идущие последствия может иметь случившееся.
* * *
Через месяц Леватому сообщили, что его лагерь будет расширяться. Вокруг планировалось построить рабочие поселки и предприятия по добыче угля, гранита и никеля, на которых будут работать вольнонаемные и расконвоированные. К лагерю уже подводили дорогу, которой предстояло напрямую связать эту заболоченную глухомань с городами. Начальник зоны благодаря разведанным в округе богатейшим месторождениям угля и никеля должен был постепенно переквалифицироваться в директора крупнейшего добывающего предприятия и стать советским промышленным магнатом. Помимо производственных забот, на его плечи ложились проблемы жилищного строительства, безопасности населения и много такого, о чем начальнику удаленного лагеря строгого режима прежде думать не приходилось. Ясно было одно: на реализацию всей этой обширной программы невозможно будет сыскать достаточно добровольцев даже в том случае, если бросить клич по всей России, а потому строить придется зэкам. Значит, опору начальнику лагеря придется искать опять же среди зэков, чтобы основная масса заключенных постоянно чувствовала на своей шее крепкий хозяйский ошейник.
А еще через неделю Леватый получил секретное предписание, которым требовалось выявлять людей, готовых сотрудничать с лагерной администрацией. В дальнейшем таким людям следовало поручать не только надзор за хозяйственными работами, но даже конвоирование заключенных. Для этих целей как нельзя лучше подходила команда Беспалого. Он со своими братками-беспризорниками сумел подмять под себя практически всю зону. Любые указания Беспалого беспрекословно выполнялись, осужденные вели себя так, что скорее напоминали богобоязненную паству, ожидающую слова своего духовного наставника, нежели уркаганов, совершивших в своей жизни не одно насилие.
Леватый стал замечать, что Беспалый с каждым днем все больше и больше вживается в свою новую роль. Теперь он напоминал коменданта, ревностно следившего за порядком. И то, что порой не мог сделать целый взвод вооруженных до зубов конвоиров, мог совершить одним крепким словом Беспалый. В сопровождении нескольких человек, составлявших его личную охрану, Тимофей обходил бараки и добивался такой тишины перед отбоем, какой не случается и в монастырях с самым строгим уставом. Взамен Тимоха просил немногого — свободного передвижения по лагерю, спирта для себя и своей оравы да регулярных экскурсий в женский лагерь, располагавшийся километрах в двадцати на восток от их зоны.