И первым в длинном списке на амнистию будет значиться законный вор с погонялом Варяг.
Владислав сложил маляву, большим ногтем провел по сероватой поверхности, оставив на листке глубокую отметину, потом вытащил зажигалку в виде крохотного чертика (искусная работа одного старого зэка, который подарил свою поделку Варягу в знак благодарности, когда-то тот защитил его от двух молодых «пехотинцев», задиравших старика ради забавы) и, чиркнув колесиком, поднес язычок пламени к уголку малявы. Бумага горела легко, выбрасывая вверх горячие язычки, а когда пламя подползло к самым ногтям Варяга, он разжал пальцы. Легкий пепел закрутился в воздухе и осел на полу барака.
— Что же ты решил? — Мулла вопросительно поглядел на Варяга.
— Нужно бежать, раз он дает «добро»…
— И как ты себе это представляешь?
Варяг опять внимательно всмотрелся в лицо старого зэка и, как бы раздумывая, ответил:
— Пока еще не надумал. Может, ты что подскажешь?
Его голос зазвенел натянутой струной и невольно выдал волнение Варяга.
— Есть тут одна мысль, — качнул головой Мулла, — только нужно все взвесить. — А потом, нужны люди, которые встретили тебя бы за колючкой… Да еще надо позаботиться, чтобы ни одна живая душа не знала о твоем уходе.
— У меня есть такие люди.
Мулла продолжал.
— Орех, друг-то наш сердешный, оказывается, и впрямь сука отменная! — наконец произнес он. — У него в оперчасти и кликуха имеется подобающая. И стучит-то, видно, он уже не первый годочек. А я-то голову ломаю, что это ему все с рук сходит? Другому уже давно голову бы отвернули, а Ореху все нипочем! Это опера ему легенду делали, чтобы он покруче выглядел.
— Откуда это известно? — посуровел Варяг.
— Николу из второго отряда знаешь?
— Ну? — протянул Варяг, припоминая здоровенного парня с глубокими оспинами по всему лицу.
— Его сегодня к себе начальник оперчасти вызывал для душевной беседы. Спрашивал, что да отчего? Но он пацан золотой, кремень! Из него слова вытянуть невозможно…
— Так что же он тебе рассказал?
— Ну так вот, когда он в кабинете у начальника сидел, того вдруг барин к себе вызвал. Никола в одиночестве минут пять был. Этого ему вполне хватило, чтобы он бумажечки на столе опера полистал. Одна из них почерком Ореха была исписана, чтобы тебя спровадили в отдельный барак, а еще лучше, чтобы запомоили петушней! А я-то еще вчера подумал, что это вокруг петушни какая-то возня идет?
— Дело серьезное… Может, подстроено? Оперчасть умеет носом землю рыть. Если бы бумага была на руках…
Мулла довольно улыбнулся:
— Бумажечку эту Никола с собой прихватил. — И старик извлек из кармана исписанный лист бумаги. — Можешь в этом убедиться. Ну что, узнаешь почерк?
Варяг взял листок бумаги. Владислав сразу же узнал каракули Ореха. Очевидно, записка была частью обширной докладной, но даже от того, что он прочитал, его бросило в жар: «…считаю, что Варяга нужно изолировать в отдельный барак, а после того как он потеряет влияние на братву, скрестить его с петушиным элементом…»
— Узнаю, — хмуро кивнул Варяг.
— То-то же! — победно приосанился Мулла.
— Теперь я знаю, как мне выйти на волю… Ты знаешь, что нужно делать? — спросил Варяг.
— И это ты спрашиваешь у вора, — невесело усмехнулся Заки Зайдулла. — На моей памяти были еще и не такие дела! Ну да ладно, не время предаваться воспоминаниям. Эту бумагу я затолкаю в его мертвую пасть! — зло пообещал вор.
— Идея хорошая, — одобрил Варяг. — Но это нужно будет сделать после того, как я выберусь отсюда. На воле у меня имеются кое-какие дела. Договорились?
— Да, — коротко отвечал Мулла.
На том и разошлись.
* * *
Собрав бумаги в аккуратную стопку, Александр Тимофеевич посмотрел на Варяга, сидящего напротив. Беспалому не терпелось узнать, с каким делом напросился к нему законный, но он старался не показывать интереса. Ему казалось, что у него это получалось, но стоило только Беспалому столкнуться с холодным взглядом Варяга, как он тотчас осознал, что предпринятые им усилия тщетны. Владислав лишь снисходительно скривился. Собственно, они играли в одну и ту же игру…
— И что тебя привело ко мне?
— Я знаю об Орехе, — усмехнулся Варяг, скрестив на груди руки.
Подполковник помолчал, поглядел на Варяга:
— Вот как? И что же ты такого о нем знаешь?
— То, что он порядочная сука и работает на тебя… Причем уже не один год. Если об этом узнают блатные, то они просто порвут его на части. Тебе ведь не хочется терять такого ценного… сотрудника? Ведь ты же в него много вложил. Многому научил. Разве не так?
— Что ты от меня хочешь? — глухо спросил Беспалый. Он понял, что Варяг не шутит и что у него есть серьезные козыри на руках.
— Все останется так, как есть, но взамен ты должен организовать мне побег… Обещаю тебе, что об этом не узнает ни одна живая душа… Могу дать тебе слово вора, если ты хочешь. А оно много значит.
Некоторое время Беспалый сидел раздумывая, а потом, откинувшись на спинку стула, расхохотался:
— Вконец оборзели зэки, какой базар с хозяином колонии заводят. Ты совсем, Варяг, рехнулся! Неужели ты думаешь, что я из-за какой-то подстилки буду ломать себе карьеру!
Губы Варяга скривились:
— Значит, о карьере заговорил… Ну-ну… Полковником хочешь быть. Похвально! Так сказать, в любом деле нужно достигать вершин. А может, ты в генералы метишь? Только как, интересно, посмотрят на тебя наверху, если узнают, что ты с ними «капустой» не делишься!
— Пугать меня вздумал?! — привстал Беспалый. — Да я тебя в кукарешнике сгною!
Варяг оставался невозмутим:
— А ты сядь, Александр Тимофеевич, разговор у нас еще не закончен. Советую тебе послушать меня. Тебе же самому спокойнее будет…
* * *
Вербовать себе сторонников из числа администрации зоны для заключенных стало совершенно естественным делом. Шла обыкновенная, но очень напряженная война разведок. Зэки цепляли вертухая на чем-то недозволенном и держали его на кукане. Варяг помнил случай, когда удалось заполучить даже кума. Бедняга так любил свою красивую, но любвеобильную женушку, что не желал предавать гласности ее теневую бурную жизнь. Ну что поделаешь, вот было у бабы такое хобби — выходить на Тверскую и продаваться случайным мужикам! При попутанном куме в зону стабильно потекла «отрава». А особо нуждающимся и за хорошие деньги он устраивал в комнате свиданий что-то вроде шабаша на Лысой горе.
Встречались колонии, где сгорал даже барин. Вот здесь ворам была настоящая лафа! Один такой случай произошел в бытность Варяга, когда он был паханом лагеря. Хозяин попался на том, что любил лично опробовать тех, кто «напялил юбку».