— Оля, твоя смерть в данном случае выгодна одному-единственному человеку.
Да, шефу. Чтобы списать на меня это дело. Раз Артур его раскрутил, то дерьмо кипит у шефа просто под самым подбородком, так глубоко он увяз. И если предположить, что я могла все это провернуть через голову шефа, то только в связке с Ириной, здесь без главбуха никуда. А Ирина погибла, и погибла в моей машине. И все должно было бы в итоге выглядеть так, словно я сама убрала Ирину как соучастницу, а потом умерла в больнице от сердечной недостаточности.
Нет, не вяжется. Ведь заминировали мою машину, а не Ирины. С другой стороны, шеф точно знал, что я в эту машину в ближайшее время не сяду. Только он один и знал, что я больна, знал абсолютно точно.
— Тогда зачем было взрывать машину вчера утром?
— Видимо, он решил, что ты в нее сядешь.
Конечно. Я ездила в этой машине не раз, и накануне ночью — вполне самостоятельно. Значит, заминировали ее позже. Но это не вяжется со схемой — я должна была погибнуть от более или менее естественных причин, чтобы никто не стал копать дальше. И отчего-то я сомневаюсь, что это мой шеф пришел ночью и пристегнул бомбу под капот — хотя все указывает на него, но я знаю этого сукина сына как облупленного, чтобы понимать: он на такое абсолютно не способен. С другой стороны, есть у меня насчет него подозрения, и если они верны, то шеф способен еще и не на такое. Но полиция не будет так глубоко копать. Если отбросить мое видение ситуации и характер шефа, картинка обретает другое толкование: фотографии в белой папке, история с отмыванием денег и гибель Ирины, покушения на меня… Я думаю, кто-то подставляет шефа. Вопрос только — зачем, но я выясню, и тогда…
— Я так понимаю, ты думаешь о том же, о чем и я?
— Ты же сам должен понимать. Либо кто-то подставляет шефа и использует меня как реквизит, либо шеф проделал это, но обставил все так, словно его подставляют.
— То есть окончательных выводов ты не сделала?
— Мало информации. А к чему ты приплел сюда Марконова?
— Ну, я в курсе, что вы с ним друзья. А он косвенно замешан здесь, и я решил, что ты должна это знать.
— Он учредитель еще в десятке фирм, наравне с другими людьми. С тем же успехом можно припутать сюда любого из них.
— Но не любой из них знаком с тобой. В общем, это я так, для поддержания разговора. Если тебе что-то будет нужно — обращайся, мы же не чужие. Я был рад повидаться.
— Да, взаимно.
То, что он пришел прозондировать почву и решить, насколько я увязла, для меня очевидно. Вопрос в другом: кто ему это поручил. И если это по поручению Марконова такое затеялось — я не знаю, что и думать. Но, скорее всего, это не так. Артур не из тех людей, что станут в лоб задавать вопросы, а он сейчас провоцировал меня на эмоции, и очень откровенно. Либо он позабыл, что сам же всему меня научил, либо сделал это с какой-то своей целью, и я даже думать не хочу, с какой. А уж сентиментальности он лишен начисто, так что все эти заявления насчет «мы не чужие» — просто слова, которые рассчитаны на кого-то, кто не знает его так, как я.
— Да, ты выросла.
Я смотрю ему в глаза — мы не виделись восемнадцать лет, а до этого были знакомы четыре года, за которые он стал и моим другом тоже — в той степени, в какой он и вообще может быть кому-то другом. Смерть Клима его опечалила, он переживал это, я знала, но не так, как переживает большинство людей, он не относится к отряду сапиенсов в том смысле, что все остальное человечество. Иногда я думаю, что в него по ошибке при рождении вбросили душу какой-нибудь кобры, вот он и мается.
— Ты сам меня всему научил.
— Слишком хорошо научил.
Мы всегда понимали друг друга. Он был когда-то моим другом и учителем, я скучала по нему все эти годы, но не хотела с ним встречаться. Если я принимаю человека в качестве друга, я принимаю его со всеми недостатками, готова мириться с ними, потому что этот человек — мой друг. И мирюсь с этими недостатками ровно до того момента, пока не происходит нечто, что показывает мне, как я ошибалась, считая человека другом. Примерно так у нас с Артуром и получилось. В какой-то момент я поняла, что больше не хочу, чтобы он присутствовал в моей жизни.
— Рада была повидаться.
— Ты плохо выглядишь, солнышко.
— Матвей выглядит гораздо хуже.
— Он выживет.
Я киваю ему и ухожу. Нет у меня для него эмоций сейчас — так, как когда-то их не оказалось у него — для меня. И хотя я понимаю, что глупо было искать у него участия, но то, что он сотворил после гибели моего мужа, поставило крест на нашей дружбе.
— Кто это был?
Валерий смотрит на меня требовательно и немного сердито. Так, уже вопросы начались…
— Один знакомый. А что?
Денька спит, умаявшись от перевязки и утренних процедур, а Валерий сидит около него. Видимо, до того, как он пошел искать меня и обнаружил наше с Артуром небольшое рандеву, он читал какую-то книжку. С одной стороны, я хочу, чтобы он оставил меня в покое, с другой же — мне как-то спокойнее, когда он здесь. Словно я могу на него рассчитывать… Но вот могу ли на самом деле? Если шеф замешан в темных делишках, один ли он провернул это или же ему помог его брат, которому позарез нужны деньги, насколько я могу судить? С одной стороны, он как бы случайно появился в моей жизни, с другой — а случайно ли? Долго ли было проследить за мной в тот вечер и появиться в нужный момент в нужном качестве? А потом просочиться в мою жизнь, пытаясь петь старые песни о главном?
Я подумаю об этом позже, а пока мне надо кое-что узнать.
— Просто спросил. Нельзя?
— Можно. Это Артур Прохоров, друг моего мужа и мой — когда-то был.
— А почему — был?
— Как тебе сказать… Я даже не знаю, как это объяснить в двух словах…
— Нам некуда торопиться. Расскажи.
— Долгая история.
— Оль…
Его настырность меня раздражает. К тому же придется ворошить в памяти то, что я постаралась забыть — очень уж неприятной оказалась история, слишком горький осадок оставила. Я иногда думаю — случись это сейчас, меня бы это так же задело? И не нахожу ответа. Может быть, нет — потому что все эти годы, что прошли после смерти Клима, я никого не подпускала к себе близко. Именно из-за того, что сделал Артур.
— Артур был другом Клима — они выросли в одном дворе, ходили в один класс, потом тоже дружили, хотя Артур учился на факультете экономики, а Клим вернулся из армии, где прослужил четыре года. И они вдвоем занялись бизнесом.
— Бизнесом?
— Ну, к чему эта ирония? Тогда времена такие были, ничего не поделаешь. Стартового капитала у них не было, чтобы открыть, например, кооператив — но были мозги и определенные навыки, у каждого свои. И они полностью доверяли друг другу, потому что были друзьями, как Клим говорил, от горшка. Я иногда удивлялась, как могли скорешиться столь разные люди, и думаю, что именно потому, что знакомы практически с самого рождения, сумели дружить. Просто воспринимали особенности друг друга как должное.