— И чем же все это заканчивается?
— А ничем! Потом они его обратно привозят. Однажды я даже видел, как он одному из этих армян передал маленькую коробочку.
— Какая она из себя? — несколько поспешнее, чем следовало бы, спросил Яковлев.
— Ничего необычного в ней не было. Немного больше, чем спичечный коробок, перетянута синей изолентой.
— Как это происходило?
— На первый взгляд не случилось ничего особого. Сергеев отошел от нас и отправился в зал ожидания. Перемолвился с каким-то армянином несколькими фразами и пошел в летную гостиницу.
— А как ты сам оказался в зале ожидания, следил, что ли, за ним? — прищурился генерал.
Савельев усмехнулся:
— Было бы с чего. Я с инспекцией в тот раз прилетел, а меня в зале ожидания тоже встречали, письмо нужно было передать. А потом я к своей знакомой пошел, чтобы время не пропадало, она в ресторане работала.
— Ты мне не рассказывал об этом эпизоде, — перебил Яковлев.
— Посчитал его слишком уж незначительным. У нас подобные вещи не считаются контрабандой. Кто-то просит письмо в ящик опустить, кто-то маленькую бандероль передать. Ну, сам посуди, одно дело отправлять бандероль по почте, и другое дело — самолетом. Каких-то три часа — и на месте! У нас за это даже такса установлена. Со своих берем по-божески, ну а если кто со стороны, тогда другое дело.
Яковлев с отвращением отшвырнул сигарету. Едкая горечь буквально разъедала его носоглотку. Трудно было понять, то ли табачок и в самом деле был отвратительного качества, то ли сыграло свою роль самовнушение.
— Ты вот что, Леонид, сделай, — генерал-майор слегка поморщился. Надо обязательно попить кофе, чтобы вытравить из горла горчичный привкус. — Понаблюдай за этим Сергеевым. Он мне очень интересен. Если выявится что-нибудь любопытное, так обязательно дай знать.
— Хорошо.
— Ну а сейчас давай распрощаемся.
На лице Савельева промелькнуло облегчение. А может, генералу это просто показалось?
Кивнув на прощание, Леонид быстро пошел в свою сторону. У Яковлева не проходило ощущение какой-то недосказанности. Такое впечатление, что Савельев что-то от него утаивал. Виктор Ларионович привык к прозрачности отношений, тем более когда это касалось информаторов. Даже походка способна весьма многое поведать о человеке. Куда же подевалась его прежняя легкость? Плечи ссутулились, будто на них возложили могильную плиту. Надо будет присмотреться к нему как следует, уж не завел ли он нового хозяина?
Развернувшись, Яковлев направился в сторону подъезда. Свои дела он еще не закончил. Неожиданно его кто-то окликнул. Повернувшись, он увидел жильца из соседней квартиры.
— Так ты не надумал? — весело спросил тот.
— Что именно? — удивился Яковлев.
— Да ты чего! — удивился мужичонка. — Мы же с тобой сколько об этом говорили. Устраивайся на мясокомбинат, вот так жить будешь! — он вскинул вверх большой палец. — Через год тачку приличную купишь.
Пришлось немедленно входить в образ. Не привыкать!
— Да там, наверное, человека со стороны еще и не возьмут. Без рекомендации-то, — вставил ученое словечко Виктор Ларионович.
Сосед дружески похлопал Яковлева по плечу и многозначительно пообещал:
— Не робей, я за тебя словечко замолвлю. Ты мне флакон как-нибудь поставишь между делом, на этом и сочтемся! — проглотил слюну мужичонка. — Лады?
— Договорились, — дал решительное согласие Яковлев. — Все, увольняюсь из НИИ! Иду на мясокомбинат. Все равно никаких перспектив, — безнадежно махнул он рукой. — Да и начальник у меня мерзавец порядочный, — надул губы Яковлев.
— Все верно, — охотно поддакнул сосед, — надо ведь как-то жить. — Короче, завтра давай заваливай ко мне где-нибудь после обеда, обмозгуем. Хотя нет, завтра не получится, у свояка день рождения. Думаю, зависну у него на пару дней. Так что давай дня через три! Только флакон не позабудь. Хе-хе-хе, — показал он почерневшие обломки зубов. — Отметим твое новое назначение. Ну, давай, разбежались, держи кардан! — протянул он узкую ладонь. — Тороплюсь! Иначе кореша поллитровку без меня уговорят.
Сосед ушел. Надо будет навести своих на этот мясокомбинат, что-то там не все в порядке. Пусть займутся им поплотнее.
Самые неприметный народ в любом городе — это старики и дети.
На эти две категории, в силу их совершенной безобидности, люди меньше всего обращают внимания. Ну кто может заподозрить в особой злонамеренности двенадцатилетнего пацана, стоящего у подъезда? А ведь именно из таких сорванцов получаются прекрасные наводчики. Вследствие своей гибкой психофизики они прекрасные актеры, а кроме того, способны подмечать детали, которые не заметит ни один взрослый человек.
Старики столь же малозаметны. Кому в голову придет подозревать в чем-то криминальном деда, бредущего с палочкой по улице.
Но с некоторых пор Сергеев стал относиться к старикам с заметным предубеждением, понимая, что за плечами каждого из них большая жизнь, которая не всегда протекала безоблачно. А морщинки у глаз не всегда свидетельствуют о задорном смехе, они могут оказаться результатом постоянного прищура, с которым приходится смотреть в оптический прицел винтовки.
Перемена в его взглядах произошла после встречи с Дедом. Чувствовалось, что новый знакомый Максима как раз из таковых. Люди подобного склада никогда не мучаются угрызениями совести, они предпочитают нажимать на курок первыми. Возможно, именно поэтому они и доживают до преклонного возраста. Перешагнут через труп, как через кучу дерьма, и двинутся далее своей дорогой.
С такими людьми лучше не встречаться, но уж если судьбы пересеклись, так лучше вынести из подобной встречи максимум ценного. И прежде всего не следует им перечить. Ведь, судя по тому, как держался старик, можно было предположить, что он не однажды скручивал головы непокорным. И обязательно нужно настроить такого собеседника на благодушный лад — не у всякого появится желание ткнуть кулаком в улыбающуюся физиономию.
А ведь представился-то тогда он как добродушно. Дед! Эдакий состарившийся бармалей из страшилки для взрослых. Такие старики, как он, обычно не страдают несварением желудка и способны любого схавать за один присест.
Двигаясь по переполненным залам, Максим невольно ловил себя на том, что в массе народа он пытался глазами выловить знакомого старика из страшной сказки. И всякий раз испытывал настоящее облегчение, когда тревога оказывалась ложной.
Максим уже начинал забывать о существовании Деда и с удовольствием подумывал о том, что старичок взял да и неожиданно преставился от старости, так и не осуществив своих дурных намерений. Сергеев попытался жить весело, не напрягая себя тяжелыми думами. Даже успел завести ни к чему не обязывающий роман со стюардессой из соседнего экипажа. А когда завалил ее в постель, то был немало удивлен, что идти ему пришлось по «целине». И это с ее-то роскошными формами!