— А что я должен говорить?
— Ну, например, спроси, куда потом мы деваем трупы?
Второй разразился мелким смешком, невероятно действовавшим на нервы.
Пожав плечами, Никита постарался ответить как можно равнодушнее:
— Наверное, зарываете где-то здесь.
Ушастик отрицательно покачал головой.
— Не угадал. Здесь не получится, — очень серьезно сказал он. — Тут цементный пол. А его просто так не вскроешь, нужно долбить отбойными молотками. Тут по соседству кафе, а шум может привлечь нежелательных свидетелей. Так что этот метод нам не подходит. Такие вещи у нас уже отработаны, мы просто вытащим тебя на носилках, погрузим в «Скорую помощь» и отвезем на кладбище. Про Татмазарки слыхал?
По коже Зиновьева прошелся неприятный холодок. О Татмазарках он знал, так называлось заброшенное татарское кладбище. Во все времена это глуховатое местечко пользовалось дурной славой.
Ушастик удовлетворенно кивнул.
— Вижу, что знаешь. Вижу, что боишься. И правильно! На твоем месте я бы тоже боялся. Эта система у нас уже отработана, уже пару десятков жмуриков таким образом схоронили. Знаешь, где ты будешь лежать? — Никита молчал. Не дождавшись ответа, тот продолжал: — В самом углу. Хорошее место? Вижу, что тебе это по душе. Там тополя высоченные, место очень тихое. В этом углу обычно хоронят бесхозные трупы. Так что ты будешь одним из них.
— Послушайте, — нервно сказал Никита, — произошло какое-то недоразумение…
Ушастик шагнул вперед, отчего Зиновьев невольно отступил к стене.
— Недоразумение, говоришь?! Где алмазы, козел! Куда ты их подевал?!
Никита нервно сглотнул.
— У меня больше нет никаких алмазов. А то, что было, вы уже забрали.
Коротким и точным ударом второй ткнул Никиту в солнечное сплетение. Тело пронзила боль, и Никита согнулся пополам, ощутив свою полнейшую беспомощность. Достаточно было слегка его толкнуть, чтобы он рухнул на цементный пол.
— Ты хочешь, чтобы я тебе добавил, сука? — ухватил Никиту за волосы Ушастик. — Так это я тебе быстро устрою. Мы не из тех людей, которые будут с тобой церемониться. Ты меня понял?!
Он подался слегка вперед, наслаждаясь мучениями Никиты. У Зиновьева где-то внутри словно крепко перекрылся какой-то краник, не позволяя снабжать легкие кислородом. Никита попытался ответить, но из его горла вырвался только сип.
— Так ты у нас, оказывается, безголосый, милок? — посочувствовал Ушастик и коротким ударом в челюсть опрокинул согнувшегося Никиту в угол камеры.
Больно ударившись об стену, Никита попытался подняться. И в этот самый момент он почувствовал, что краник, пережимавший горло, слегка приоткрылся и позволил вдохнуть крохотную порцию воздуха, необходимую для дальнейшего существования. Где-то внутри радостно заколотился колокольчик, извещая о том, что дела не столь уж скверные. А уже затем, в следующую секунду, мощная струя живительного воздуха проникла в трахею, наполнила съежившиеся альвеолы, и Никита мучительно вздохнул полной грудью, оживая.
Мучитель, зло усмехаясь, стоял над ним.
— Тебе стало нехорошо? — посочувствовал Ушастик. — Может, помочь подняться? Так я быстро. Тебе одного удара в челюсть будет достаточно или все-таки добавить? А то я ведь могу и череп проломить.
Опираясь об стену, Никита поднялся.
По тому, какими глазами на него смотрели, не приходилось сомневаться в том, что этим людям ничто не помешает сейчас набросить ему на шею петлю да по-тихому удавить. Второй мучитель негромко хихикнул. Беспомощность Зиновьева доставляла ему удовольствие.
— Что вы от меня хотите?
Голова противно ныла. Затылок саднило, наверняка он ободрал кожу о шершавую цементную поверхность.
Ушастик подступил почти вплотную к нему, повернувшись к усмехающемуся напарнику, он весело заговорил:
— Ну дает, фраер! Похоже, что он совсем не хочет врубаться.
— А может, он не верит, что мы можем его живым закопать? — удивленно спросил чернявый. — Ты, парень, видимо, так и не понял, с кем имеешь дело? Нам можно все! Мы можем переломать тебе руки и ноги, выбросить тебя с двенадцатого этажа, и нам ничего за это не будет. Может быть, ты сомневаешься?
Он сделал шаг вперед, свидетельствующий о самых серьезных намерениях. О подобных вещах Никита слышал не однажды, но никогда не думал, что нечто подобное может произойти с ним самим. Ломают! Психологическая атака. Важно выдержать, не поддаться натиску, а в разговоре отыскать верную интонацию.
— Не сомневаюсь. Только вы не подумали о том, что меня будут искать.
— И что с того? Пусть ищут. Тебя просто не найдут. А может, ты рассчитываешь на своего старого деда? У нас и к нему имеются кое-какие вопросы. Хотелось бы знать, кого он уделал?! Как его звали? Это что, его бывший сослуживец?
— Я ничего о нем не знаю. Поверьте!
— Где алмазы? Молчишь? Ладно, придется поговорить по-другому.
Один ломается после удара кулаком в челюсть, другой — после нескольких уколов пентотала, способного начисто смести все волевые барьеры. Методика отработана и способна перемолоть в порошок самый крепкий человеческий материал. Весь вопрос заключается в том, в течение какого времени произойдет ломка. У каждого человека имеется свой порог болевой чувствительности. В подобных ситуациях Зиновьеву прежде бывать не приходилось, и он с тоской подумал о том, что скоро ему придется многое узнать о собственных возможностях. Первое, что придется сделать, так это стиснуть челюсти и держать их так до тех самых пор, пока зубы не начнут крошиться.
— Зови гинеколога! — повернулся Ушастик к чернявому.
Охотно кивнув, тот вышел из камеры.
— Знаешь, почему мы называем его гинекологом? — Никита промолчал. — Удовлетворяю твое любопытство. А потому, что он любит работать с такими типами, как ты, в гинекологическом кресле. И после того, как он намотает твою мошонку на раскаленные щипцы, ты выложишь нам всю правду за милую душу. И еще будешь просить, чтобы мы тебя не перебивали. Я понимаю, что это очень больно, но извини, у нас просто нет времени возиться с тобой. В соседних камерах находится еще парочка таких же упрямцев. Так вот, я тебя спрашиваю, урод, где алмазы?! Их должен быть целый контейнер!
Дверь приоткрылась, и в камеру шагнул молодой человек с военной выправкой. Строгое лицо делало его значительно старше, чем он был в действительности.
— Отставить! — властно произнес он.
Мучитель Никиты невольно вытянулся. Все люди делятся на две неравные части. На тех, кто умеет повелевать, а таких не бывает много, и тех, кто подчиняется, которых подавляющее большинство. Достаточно было глянуть мельком на вошедшего, чтобы понять, что он принадлежал к первым. Даже если бы этот человек заговорил шепотом, то он все равно был бы услышан.